Как мы спасали челюскинцев - [3]

Без излишних дискуссий Каманин показывает образец твердой дисциплины, от соблюдения которой зависит выполнение отрядом поставленной ему задачи.

— Не имея уверенности в вас, я отстраняю вас от полета, — заявляет Каманин этому летчику.

И на возражения последнего добавляет:

— Я отвечаю за свои поступки как командир.

Поистине образцовый воспитанник славной Красной Армии!

Утром звено Каманина уже штурмует небо. Развернутым строем самолеты преодолевают пургу, туман, скалистые берега.

Исключительно трудная посадка в Валькальтене. Самолет Каманина первый идет на спуск. Шасси повреждено и требует ремонта.

Но задерживать ли из-за этого вылет отряда, когда дорог каждый час? Каманин предлагает летчику Пивенштейну остаться для исправления самолета. Звено отправляется в дальнейший путь, командир — на самолете Пивенштейна.

— Вряд ли когда-нибудь, — рассказывает Пивенштейн, — я получал более тяжелое приказание…

Но выполнил его беспрекословно, выполнил так, как требовали интересы дела, как учила его Красная Армия.

И отряд Каманина, в состав которого входил в частности лучший и опытнейший летчик Союза Василий Молоков, вписал славные страницы в историю советской авиации. Каманин и Молоков по нескольку раз в день летали в лагерь Шмидта. Для перевозки челюскинцев они использовали даже парашютные ящики, привязанные к плоскости крыла. По рассказам челюскинцев, Молоков с такой виртуозностью опускался на небольшую площадку аэродрома, как будто он всю жизнь прожил на ней.

Только в революцию этот человек стал грамотным. Свою жизнь Молоков делит на два периода — до и после Октября.

Со свойственной ему скромностью он рассказывает о спасении челюскинцев:

— Мы сделали то, что всякий в нашей стране должен сделать… Я могу назвать десяток своих товарищей, которые летают так, как я.

— Кто бы из нас так рвался в опасность в старое время? Да никогда в жизни! За какую родину отдавать свою жизнь, за что? За то, что мать работала, согнувшись в три погибели, чтобы только не помереть с голоду; за то, что у меня не было настоящего детства…

— И на чехо-словацком фронте, и под Нарвой против Юденича, и на Северной Двине против англичан я боролся уже за свою родину. Для нее я летал в Арктику.

В своем детстве, в революции черпал Молоков силы для героического полета. Он был ничем и стал великим гражданином великой Страны советов. 39 человек спас Молоков на своем самолете «Р-5».

Самой тяжелой была последняя ночь с 12 на 13 апреля. На льдине осталось всего шесть человек. Советские пилоты беспокоились — не сломает ли за ночь аэродром. Спасти оставшуюся шестерку, которая считала своим долгом уйти последней, было делом чести наших героев. И они блестяще выполнили эту операцию.

Особое восхищение вызывает великий перелет из Хабаровска в Ванкарем группы Водопьянова, Галышева, Доронина. 5 850 километров по неизведанной трассе Севера в зимних условиях! Водопьянов в своей записке в редакцию „Правды" требовал даже, чтобы ему разрешили лететь из Москвы. „В связи с катастрофой, которая произошла с „Челюскиным", — писал он, — и бедственным положением находящихся там 104 человек я предполагаю на своей машине в течение 10 дней со дня вылета быть на месте и заняться переброской людей. За день я могу сделать четыре-пять полетов и взять по четыре человека при каждом полете".

Правительственная комиссия в лице товарища Куйбышева урезонила Водопьянова, и он вылетел лишь из Хабаровска. Водопьянов смелый, безрассудно смелый пилот. Он сам говорит: „Многие считали меня безудержно и даже безрассудно смелым. В иных случаях я таким и был". Но здесь поручение, исходящее от партии и правительства! Водопьянов поглощен одной мыслью — во что бы то ни стало долететь и спасти челюскинцев. Он обдумывал каждый шаг, переродился в этом великом полете. Образцово, без единой аварии, Водопьянов выполнил свой долг.

Характерен вылет из Хабаровска. Самолет Водопьянова быстроходнее самолетов Галышева и Доронина, а лететь условились звеном.

„Я старался не опередить их и кружился вокруг, как жеребенок вокруг матки, — говорит Водопьянов. Впереди показалась темная масса облаков, и начался сильный снегопад.

На борту моего самолета были бортмеханики Александров и Ратушкин. Мы летели на высоте 800 метров и попали в сильный снегопад, в низкую облачность. Снизились до 20 метров от земли. Видимость была очень скверная. Все самолеты, один за другим, я потерял. Добавил скорость, так как опасно лететь при такой видимости на малой высоте и с малой скоростью. Минут через пять неожиданно перед самым носом самолета вырастает один из идущих впереди самолетов. Я сейчас же взял ручку на себя и ушел в облачность, но так как мотор хорошо оборудован аэронавигационными приборами для слепого полета, то я свободно пробил облачность и на высоте двух с половиной тысяч метров вышел из облаков. Там меня встретило солнце. Подо мной была черная масса облаков. Когда пробьешь облачность и увидишь солнце, то кажется, что оно светит особенно ярко, даже глаза слепит. Тут я задумался, что делать: лететь по компасу в Николаевск-на-Амуре выше облаков или вернуться обратно в Хабаровск. Я решил вернуться, так как по сведениям, полученным еще в Хабаровске, в Николаевске сейчас пурга, а итти низом я ни за что не рискнул бы, боялся, что товарищи будут возвращаться и неожиданно для нас мы можем столкнуться в воздухе. И я вернулся обратно в Хабаровск.