Как мы росли - [6]

Его первое распоряжение было выполнено с восторгом.

Предложение затопить печи было неожиданным, как чудо. Подумать только — затопить печи! Институтки мгновенно разгрузили машину с дровами. Раздобыли колун, пилу. Били по огромным поленьям колуном — и ничего: раскалывали. А когда на верхнем этаже затопили печи, дядя Егор доложил Чапурному:

— Мадамы работать могут.

«Не робеть, воробьи, не робеть!»

Зимним утром — ещё было темно — бабушка подняла ребят. Она напоила их чаем и стала заплетать Варе косички. Варя знала: когда бабушка молчит, и ей надо помолчать. Бабушка долго расчёсывала ей волосы, в косичку вплела зелёную ленточку и достала серое тёплое платьице. Потом стала пришивать к Санькиным штанишкам пуговицы.

Варя не выдержала:

— Куда мы пойдём, бабушка?

— Пойдём? А почему знаешь, что пойдём?

— Знаю, знаю — ленточку зелёную заплела.

Бабушка уколола палец иглой.

— Ленточку?.. Ну и что же, что ленточку… На вот, нитку вдень мне в иголку — ничего не вижу. — И бабушка стала протирать очки.

В это время в щёлочку двери просунулась Люськина рука и поманила пальцем. Васька вышел в коридор, а Варя никак не могла вдеть нитку — всё оглядывалась. Наконец она попала в игольное ушко, отдала бабушке иголку и побежала за Васькой. Один Саня остался сидеть на кровати рядом с бабушкой.

— Ой, Варя, чего скажу! — тараторила Люська. — Меня тётка собрала.

— Чего, куда собрала?

— За нами дяденька Чапурной придёт. В детский дом пойдём, вот что! — сказала Люська.

— За кем — «за нами»?

— За всеми.

— В детский дом? Так я им и пойду! Держи-ка вот! — И Васька сложил три пальца. — Видишь? Убегу непременно.

Варя стояла молча, а на глазах — слёзы. Вот, оказывается, куда их одевает бабушка! В детский дом отдаёт. А папе писала: «Никому не отдам». И Варя, не сдерживая рыданий, бросилась в комнату.

— Родная моя, — говорила бабушка, — куда же я тебя отдаю! Это рядышком… Каждый день тебя видеть буду, и мне будет легче. Сил у меня мало, а вам хорошо будет. Ты за Саней смотри, как бы кто его не обидел. Он маленький, а ты большая, тебе девятый год пошёл. Надо это время прожить, не на век оно. Пройдёт, и всё будет хорошо, — утешала бабушка Варю.

— А папе писала — не отдашь! — сквозь слёзы еле выговаривала Варя.

— «Писала, писала»! А папа что писал? Вот, читай: «Отдай дочку — и не думай. Ей расти. О детях сумеют позаботиться, в этом сомневаться не стоит».

Варя слушала, как бабушка читала строки отцовского письма, и плакала вместе с бабушкой.

Наконец всех ребят собрали и вывели на улицу. Чапурной стоял среди них, как наседка. Помочь ему пришли красногвардейцы из Совета, он их сам об этом попросил:

— Уж вы мне, товарищи, помогите! А то бабы плакать будут — что мне тогда делать?

Как не помочь! Явились точно в назначенный час. Но дело оказалось нелёгким. Попробуй уйми ребят, когда они первый раз от матерей уходят!

И солдаты в шинелях неловко топтались среди малышей, как великаны, стараясь их занять кто как умеет.

— Глянь-ка, глянь — во какая диковина! — говорил один, показывая ребятам на раскрытой шершавой ладони лёгкие звёздочки снежинок.

И ребята разглядывали их, будто в первый раз увидели крошечные ледяные кристаллики.

Другой солдат, высокий, в большой лохматой шапке, сказал Варе, которая держала за руку маленького Саню:

— Давай-ка, дочка, я мальца-то понесу.

— Он и сам дойдёт, — ответила Варя.

Солдат протянул Саньке перегорелый сухарь. Санька молча взял его и сразу засунул в рот.

— Может, тебе помочь, Михаил Алексеевич? — спросил кто-то из матерей.

— Дойдём сами! И не провожайте вы нас. Только ребят растревожите, — отвечал Чапурной. — Мы без провожатых дойдём. — А когда увидел заплаканные глаза Федосьи Аполлоновны, то даже руками развёл: — Уж этого я и не ждал! Что это такое!

Бабушка махнула рукой:

— Да я ничего… Это уж так, по слабости. — Она покрепче завязала Саню платком — шапки у него не было. — Ничего, идти-то недалеко.

А когда ребята тронулись, сказала:

— Ну, час добрый… — и опять заплакала.

Варя, взяв Саню за руку, храбро отправилась в путь. Рядом шагал Васька. Он шагал спокойно: вот дойдёт, посмотрит, как будет жить Санька в детском доме, и убежит на фронт. Так уж он решил.

Чапурной шёл со своим ребячьим отрядом по снежной мостовой. Он улыбался и подбадривал малышей:

— Ничего, воробьи! Придём — согреетесь. Вот ещё маленько прошагаем и дома будем.

Санька сначала шёл вприпрыжку, а в гору стало идти труднее, и он захныкал.

— Стой! — сказал солдат и, присев на корточки, поманил Саньку: — Ну, иди-ка, сынок, иди!

— Не-е! — протянул Санька и прижался к Варе.

— Иди, иди к дяденьке, — согласилась Варя. Она видела, что Санька устал. Других малышей давно несли на руках. — Иди, не бойся, дяденька добрый.

Солдат подхватил Саньку, протянул руку Варе, и они зашагали втроём дальше. Саньке хорошо, и Варе легче.

— Ну вот, так-то лучше, — сказал солдат.

Санька уткнулся ему в плечо и перестал хныкать. От мохнатой солдатской шапки тепло и хорошо пахнет махоркой. Санька сверху глядел на Варю: вот она — чего же плакать? И ветер перестал щипаться.

— Ну, герой, перестал гудеть? — приговаривал солдат. — Сейчас дойдём — дадут вам ситного, каши. Сообща вас и выходим. Правильно я говорю, дочка?