Как мы меняемся (и десять причин, почему это так сложно) - [17]

Надежда помогает держаться, когда вы боретесь с чувством, что не хватает чего-то важного, необходимого вам, и способствует движению вперед, даже если не удается заполучить желаемое немедленно.

В своей самой знаменитой речи, в те черные для Великобритании дни, когда страна оказалась один на один с непреодолимым натиском фашистов, Уинстон Черчилль[52] выразил свое понимание надежды. Он заявил: «Мы пойдем до конца, мы будем биться во Франции, мы будем бороться на морях и океанах, мы будем сражаться с растущей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем защищать наш Остров, какова бы ни была цена. Мы будем драться на пляжах, мы будем драться на побережьях, мы будем драться в полях и на улицах, мы будем биться на холмах; мы никогда не сдадимся».

Премьер-министр говорит больше о битве, чем о победе, не сдаваясь и не уступая. В его речи – стремление к чему-то лучшему и призыв двигаться вперед, к цели, неважно, меняется положение дел к лучшему или нет. Это и есть надежда.

Речь Черчилля – это список альтернативных путей борьбы. Как и Гарольд, который рисовал дороги к дому, Черчилль связывает надежду с понятием «никогда не сдаваться», изобретает и определяет новые способы попасть домой. В этом и заключается суть: преодолеть препятствие любым способом – обойти, подкопать, перепрыгнуть, пройти напролом.

«Альтернативные пути»

По словам Чарльза Снайдера[53], ведущего теоретика социальной психологии, главный подарок надежды – это способность искать любые пути к желаемой цели. Когда надежда сильна и возникает препятствие, вы ищете обходные пути. В противном случае вы быстро сдаетесь, поскольку верите, что к цели можно попасть лишь одной дорогой. На мой взгляд, это означает, что надежда связана с анализом, способностью в разгар личностных изменений отстраниться и с максимальным охватом изучить все возможные альтернативы.

Надежда помогает двигаться вперед, несмотря на неудачи, используя самые нестандартные решения. В этом смысле она противоядие отчаянию. С надеждой вы никогда не поддаетесь унынию: если на пути препятствие, всегда есть другой выход. Нужно лишь научиться правильно использовать свой фиолетовый мелок.

Но хочу предупредить (и это еще один сложный парадокс), что надежда – это главная причина безнадежности. Эти два чувства находятся в связке «и… и». Без жаркого дыхания отчаяния за спиной не было бы потребности в надежде. А если бы не рискнули покорить амбициозные высоты, то не пали бы духом.

Надежда не отрицает, не уничтожает и не прогоняет уныние. Она помогает двигаться вперед, несмотря ни на что, даже если вам не удается получить желаемое прямо сейчас. Надежда может стать мощным стимулом, придавая силы идти дальше и анализировать способы достижения цели, даже если вы в темном тоннеле, конца которому не видно. Однако, фокусируя внимание на важном и значимом, она порождает чувство, что в случае неудачи вы не получите чего-то жизненно необходимого. Таким образом, надежда – это не только движущая сила в моменты отчаяния, но и прямая дорога к нему.

Если безнадежность, как я ее понимаю, – это чувство совершенной беспомощности, когда не удается получить что-то крайне необходимое, то вы придете к ней через надежду. Именно она приписывает значимость поставленным целям и указывает на отсутствие важного.

Взаимоотношения «и… и» между надеждой и отчаянием можно сравнить с покорением скалы. Чем больше желание, тем сильнее потребность заполучить недостающее. Именно поэтому чем выше вы взберетесь на гору надежды в поисках того, чего не хватает в жизни, тем больнее падать.

Приведу наглядный пример из жизни моего клиента, Марка[54]: что происходит, когда вы надеетесь на что-то и оказываетесь загнаны в угол.

МАРК И ПРОИГРЫВАТЕЛЬ

Марк, мужчина под пятьдесят, обратился ко мне, чтобы справиться с тяжелым разрывом отношений с подругой. Он жаловался, что чувствует себя разбитым: «Не знаю, чего хочу, что люблю; не могу принять никаких решений. Часто не могу пошевельнуться, потому что не понимаю, что делать. Действую, только когда ситуация становится критической».

Марк был нежеланным ребенком и в детстве подвергался сильному эмоциональному унижению со стороны родителей. Оба оскорбляли его и умаляли его заслуги. Став взрослым, Марк испытывал чувство надломленности, отрыва от своего внутреннего ядра; он был неспособен осуществить даже самые незначительные цели. Во время одного из сеансов он рассказал историю из детства: «Я был один в своей комнате, когда кто-то включил в кабинете проигрыватель. Мне нравилась та песня, и я пошел послушать ее. Потом начал танцевать под музыку. Сначала я едва двигался, но затем увлекся, танцевал, играл на воображаемой гитаре и все такое. Я чувствовал себя счастливым, я чувствовал себя собой. Странно, что я почувствовал себя настолько свободным. Обычно я замыкаюсь в себе и боюсь веселиться, но в тот день я был слегка шальной. Танцуя, я налетел на проигрыватель, и пластинка стала заедать. Прибежал отец и наорал на меня».

Учитывая ужасное эмоциональное насилие, которому Марк подвергался в детстве, этот инцидент кажется незначительным. Однако он стал основополагающим в нашем курсе лечения как модель того поведения, которого Марк придерживался, будучи уже взрослым. Танцуя под музыку, он хотел испытать столь малознакомые ему, но необходимые в детстве чувства: резвиться, беситься, веселиться, вести себя непосредственно, фантазировать. Марк поднялся ввысь, наслаждаясь весельем, но падение показало, что такой полет опасен. Способность веселиться и чувствовать себя свободным превратилась в обязательство. Это история о глубоких страданиях, которые мы испытываем, когда надежда открывает двери в жизнь. Мы оставляем свое укрытие и, незащищенные, идем к цели. И в этом, наиболее уязвимом, состоянии мы получаем раны. Это история о безрассудстве и отчаянии. Она легла в основу лечения, поскольку иллюстрирует, как эти чувства заблокировали способность Марка надеяться. Они также вынудили его постоянно сомневаться в себе и других.