Как много в этом звуке… - [37]

В тот же день нас с Толиком пригласили в милицию, и инспектор уголовного розыска, пожилая худенькая женщина, принялась задавать нам скучные вопросы о цвете пропавших вещей, степени их износа, первоначальной цене, отличительных признаках…

Время от времени разговор прерывался, и мы все трое, я, Толик и женщина, смотрели в окно. Большие снежинки медленно скользили мимо берез с толстыми стволами и тоненькими веточками, мимо рябин, сохранивших до весны красные гроздья, мимо взъерошенных черных лиственниц. Деревянные дома, деревья, заборы постепенно обрастали снежными хлопьями, их контуры становились мягкими, светлыми. И женщина, подперев кулачком щеку, забыв о степени износа вещей, неотрывно смотрела на невесомые столбики снега, вырастающие над гроздьями рябиновых ягод. Потом спохватывалась, часто моргала, будто старалась стереть с глаз картины, не относящиеся к данному уголовному делу.

— Так… Значит, вы утверждаете, что ночью ничего не слышали? — спрашивала она виновато.

— Не слышали, — отвечал Толик. — Мне кажется, вам следует предупредить комиссионные магазины, отправить своего товарища на рынок. Вполне возможно, что вор вынесет вещи, чтобы продать.

— Возможно, — соглашалась женщина.

— И еще необходимо наведаться на вокзал, на автостанцию, в аэропорт. Ведь дежурная дала описание преступника.

— Разумеется, — говорила женщина и косилась на окно. Форточка была открыта, и залетавшие в комнату снежинки таяли на лету, превращаясь в маленькие холодные капельки. Самые крупные снежинки, не успев растаять, падали на лицо женщины, а она невольно, сама того не замечая, поворачивала голову, чтобы поймать лицом еще одну снежинку, еще одну…

— Сомневаюсь, чтобы они нашли этого вора, — сказал Толик, когда мы вышли на улицу. — Очень неустойчивая женщина. Тут нужна железная психика. Мертвая хватка.

Было чуть ниже нуля, и снег под ногами не хрустел, а мягко, чуть заметно пружинил. Такой снег обычно не держится долго. И в самом деле асфальт был сухой и пыльный, когда через неделю Толик, задыхаясь от бега, ворвался в номер. Его лицо было как никогда розовым, а от спины валил пар.

— Слушай, — сказал он хрипло, — там, в магазине… один тип… вроде в твоем пальто… Пошли!

Мы быстро спустились вниз, перебежали через дорогу и, стараясь не обращать на себя внимания, будто бы не торопясь, вошли в магазин. Парень, о котором говорил Толик, уже отстоял очередь у кассы и теперь с чеком шел к колбасному отделу. Среднего роста, худощавый, смуглый, он задумчиво смотрел на продавца, а та под его взглядом никак не могла уравнять стрелку весов. Пальто на нем было мое. Возле кармана темнела маленькая дырочка — как-то в автобусе я зацепился за отогнутый уголок жести.

— Извините, — сказал я, — но это мое пальто.

На его лице промелькнуло выражение, которое можно было бы истолковать словами: «Ну вот, я так и знал!»

— Вы уверены? — спросил он. — Чье же тогда пальто на вас?

— А вот этого товарища, — показал я на Толика. То, что на мне пальто с чужого плеча, и так было видно — плечи болтались где-то возле моих локтей.

— Так что вы хотите?

— Как что?! Не могу же я все время ходить в этом балахоне!

— А! — протянул он. — Пожалуйста. — И начал расстегивать пуговицы. — Я не думал, что для вас это так важно.

И тут Толик проявил юридическую грамотность.

— Нет-нет, — запротестовал он. — Так не пойдет. Давайте-ка прямо в пальто отправимся в одно место.

— Куда же именно?

— В милицию. Здесь недалеко.

— Зачем?

— Там разберемся. Там мы во всем разберемся — чье пальто, почему пальто, зачем пальто и так далее.

— А разве мы в чем-то не разобрались? — повернулся парень ко мне.

Возможно, это было негражданственно, но мне не хотелось идти в милицию и снова проводить целый день за составлением протоколов, за показаниями, опознаниями. Но Толик настоял на своем. Цепко ухватив вора за локоть, он так и не выпустил его, пока мы снова не оказались в кабинете знакомой женщины.

Сашка вел себя, по словам Толика, глупо. Он тут же во всем сознался, хотя гостиничная дежурная ни за что не хотела признать в нем ночного грабителя. «Не признаю», — твердила она даже после того, как Сашка напомнил ей детали своих похождений.

— И старуха тоже глупо ведет себя, — сказал Толик.

— Почему? Может, она в самом деле не помнит его?

— Не имеет значения, помнит или нет. Этот тип возьмет и скажет, что пальто купил на базаре в прошлое воскресенье. И все. Его придется отпустить. А весь убыток, и твой, и мой, оплатит старуха. Из своих трудовых доходов, между прочим.

— Что же ей делать?

— Не знаешь — молчи. Не помнишь — не настаивай. На нет и суда нет.

Вышло так, что Сашка совершил то самое преступление, которого ждал Толик. По юридическим канонам он не имел права защищать его, поскольку сам оказался потерпевшим, но, чтобы ускорить дело, я сказал, что пропавшие вещи принадлежат мне. И пальто, и шапка.

Прошло несколько дней, и как-то вечером, когда в город, как обычно, с сопок хлынула тайга, я, остановившись на перекрестке перед красным светом, вдруг увидел, что рядом со мной стоит Сашка в кожаной куртке и берете. Он тоже узнал меня, усмехнулся.