Как любят россияне - [4]
Как-то сел и письмо Марусе написал, рассказал про себя и спросил: «Как дочка?» Писал, что не забыл ее и дочку русскую, любит их и просит ответить. Да только напрасно ждал ответа. Он не знал, что письмо первой увидела дочка и спрятала его от матери: боялась, а вдруг она ее нового отца и сестер бросит и уедет к татарину?
Маруся тоже вышла замуж, и у нее росли три девочки. Но он все ждал ответа и, не дождавшись, на весь мир обозлился, замкнулся. Жизнь текла своим чередом: однообразная, без любви, без мечты и ожидания чуда. С годами он стал молчаливым, безразличным ко всему, а больше всего озлобился на жену, которую ему навязали вместо голубоглазой Маруси.
А год назад у Маруси умер муж, и дочь, к счастью, сохранила то письмо и отдала матери. Маруся побледнела, ей стало плохо. Она дрожащими руками открыла конверт, но не было сил прочитать, и дочка стала читать привет из далекого прошлого. Она читала, а мать плакала. Потом решила написать ответ по старому адресу. И написала, что НЕ ЗАБЫВАЛА ЕГО ВСЕ ЭТИ ГОДЫ МИНУВШИЕ, ВСПОМНИЛА ПРО ИХ ЛЮБОВЬ. Это письмо дед мне показал и сказал, что непременно поедет повидать свою Марусю! Но его вторая жена, тетя Мадина, сказала: «Если поедешь – сюда не возвращайся!»
Дед ко мне пришел, на глазах слезы, просит меня, чтобы я уговорила тетю Мадину отпустить его только проститься с Марусей. Я пошла к соседке и сказала: «Отпусти его! Он вернется. Ему надо обязательно увидеть ее, и тогда его душа успокоится, и он умрет со спокойной душой!» И тетя Мадина тогда пошла в магазин и купила для Маруси отрез на платье, платок, гостинец и проводила деда.
Спустя неделю он явился, и я его не узнала – так он помолодел. Он привез мне шарфик в подарок и сказал: «СПАСИБО, ДОЧКА, ЧТО ПОМОГЛА МНЕ УВИДЕТЬ МАРУСЮ. Я ЗАНОВО РОДИЛСЯ! ОКАЗЫВАЕТСЯ, Я ВСЕ ЭТИ ГОДЫ НЕ ЖИЛ, А СУЩЕСТВОВАЛ. Я дремал все эти 50 лет и только неделю, как проснулся от долгого сна. Я решил – поеду к Марусе жить. Я должен быть рядом с нею. Мне ничего не нужно – ни эта квартира, ни эти ковры, да и денег не возьму, что копил всю жизнь! Я это оставляю Мадине. В молодости я совершил страшную ошибку, но ошибку не поздно еще исправить. Я оказался однолюб. Любил Марусю и буду любить до конца жизни только ее. Дети мои уже взрослые – должны меня понять. Если надо, я им помогу…» Он сказал: «Прости меня, Мадина. Я ничего не могу с собой поделать. Теперь тебе со мной еще труднее будет жить!»
Собрал он свой маленький чемоданчик и уехал. Я плакала, не могла удержаться, а у тети Мадины было спокойное лицо. Она перенесла это легко, будто ей было все равно, где он будет жить, здесь или еще где-то. А через несколько недель я получила письмо от деда. Большой привет слал и приглашал в гости.
Вот такая история, поучительная, интересная и какая-то сказочная. Я восхищаюсь этим дедом! Оказывается, в наши дни есть еще однолюбы. И есть она, святая любовь, для которой нет на свете преград.
Ольга, г. Набережные Челны
Кроссы во имя любви
Признание в любви… Как мы его ждем, хотя давно все понятно и без слов. Люблю ли я? Ну конечно люблю! Сколько бессонных ночей мы проводим, обдумывая, как произнести это чудесное слово. И сколько из-за него мучений! А все выходит так просто и обыкновенно, как будто было давным-давно предопределено. Вот только почему-то сердце не слушается: колотится, колотится в груди, и с каждой минутой все громче и громче, даже сейчас, когда вспоминаю тот день, ставший почему-то семейным праздником. В тот день я точно так же, как в первый раз, произношу женушке одну сокровенную фразу, перевернувшую тогда всю мою жизнь…
Это была ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА. Но как я мог признаться ей? Я даже боялся думать о признании! И только через мучительные, но счастливые полтора года я ПРИЗНАЛСЯ. Да, это было мучительное время. Встречаться – и не выдавать своего чувства, нежно разговаривать с ней – и не обмолвиться о самом главном, бессонными ночами посвящать ей стихи, думать, мечтать – и терзаться подозрением: неужели она не догадывается? Но вся беда в том, что она как-то все же догадывалась, не показывая этого.
Ну и глупыми мы были! Любили друг друга, а виду не показывали! Да, она меня любила, но как я мог об этом догадаться? Сколько раз я получал от ворот поворот!
Ну скажите, как бы вы себя чувствовали, если каждый день рано утром тайком из воинской части совершали «легкую пробежку» в два с половиной километра до ее дома, чтобы две минуты под окном насвистывать любимый ее мотив, надеяться, что она выглянет в окошко? Моя любимая не спала, она преспокойно собиралась на работу, а я пулей летел обратно в часть, дабы вернуться до общего подъема! Если бы эти кроссы продолжались не только полтора года, а дольше, то я бы стал не только чемпионом по скоростному бегу и прыжкам в высоту (точнее сказать – через каменные заборы), но и неуловимым Штирлицем! Уже тогда я овладел навыками бесшумно скрываться и незаметно появляться, маскируясь под спортсмена-любителя, и считать из укрытия с компьютерной точностью 5–8 часов подряд все проходящие автобусы, на которых могла приехать моя «дачница», а потом, увидев ее, подходил и ненароком бросал: «А я только что подъехал, так кстати!»
Сборник эссе, интервью, выступлений, писем и бесед с литераторами одного из самых читаемых современных американских писателей. Каждая книга Филипа Рота (1933-2018) в его долгой – с 1959 по 2010 год – писательской карьере не оставляла равнодушными ни читателей, ни критиков и почти неизменно отмечалась литературными наградами. В 2012 году Филип Рот отошел от сочинительства. В 2017 году он выпустил собственноручно составленный сборник публицистики, написанной за полвека с лишним – с I960 по 2014 год. Книга стала последним прижизненным изданием автора, его творческим завещанием и итогом размышлений о литературе и литературном труде.
Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.