Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля... - [16]

Поднялся Алешка, пошуровал в дупле палкой - нет ли кого - и заглянул. Нет внутри ничего интересного. Так, выемка, а на дне ее листва пожухлая и шелуха. Ни гнезда осиного, ни змей, ни, тем более, разбойников. Может, кто и прячется здесь на зиму, а сейчас - пусто. Собрался было обратно слезать, как вдруг подумалось - ну как под листвой что схоронено? Лет-то дереву сколько? Это сейчас в нем пусто, а раньше?.. Не может такого быть, чтоб этакое дупло не при деле оставалось.

Залез Алешка внутрь, на руках повис, а ноги до листвы не достают. Значит, нужно домой за веревкой идти. Только подумал, соскользнули пальцы, и плюхнулся Алешка вниз, в листву. Пыль поднялась, забила все, глаза слезятся, нос забился, - ни вздохнуть, ни глянуть. А как прочихался да глаза протер, понял, куда угодил. По стенкам не забраться, до верху не допрыгнуть, и как выбираться - неизвестно. Перепугался Алешка, до полусмерти. Кто его здесь отыщет, коли и камень-то найти не сумели? Глянул вокруг себя раз-другой, да как запрыгает, как завопит!.. Лупит своей палкой по дереву изнутри, и верещит, что твоя сорока...

Охрип, оравши. Совсем с ума от страха спятил. Как вдруг слышит - вроде шум снаружи. Ближе, ближе, а там голос раздался, кто это там такое, спрашивает. Алешка же и ответить не может. Только палкой стучать.

Затихло снаружи. Потом зашумело, и в дупле, снаружи, голова показалась. Лохматая, с бородой и усами. Вот тебе и на!.. Из огня, да в полымя. Никак, хозяин заявился... Только у Алешки сил совсем не осталось, ни прятаться, ни даже еще больше испугаться.

- Никак, малец?.. - то ли спрашивает, то ли удивляется, голова.

Не верит своему счастью Алешка. Это ж надо - бортник!.. Сыч, за которым он доглядать в лес отправился. И оказалось, что силы все-таки остались - снова разреветься.

- Ну, ну... Сейчас я тебя вытащу, - сверху доносится. - Погоди...

Снаружи послышался шум, а затем в дупло, к Алешке, спустилась толстая палка, с привязанной к ней посередине веревкой. Он начал пристраиваться на нее, когда задел что-то мягкое в листве. Соскочив, он принялся быстро раскидывать ее в стороны и обнаружил что-то небольшое, совсем не тяжелое, завернутое в мешковину. Недолго думая, запихнув найденное под рубаху, уселся на палку и подергал веревку.

Выволок его Сыч.

- Как же ты это туда угодил? - спрашивает, а сам веревку сматывает.

Молчит Алешка. В себя прийти не может. Начал было руками показывать, тут у него из-под рубахи добыча и выпала.

- За этим, что ли, полез? - бортник спрашивает. - Чего там у тебя такое?

В другой раз Алешка буркнул бы: мол, для того и завернуто, чтоб не показывать, ан Сыч уже наклонился, поднял мешковину и развернул.

Увидел Алешка, из-за чего в ловушку угодил, и стало ему обидно. Добро бы, что-то путное, в хозяйстве пригодное, а это... Дощечки темные, в одной стороне насквозь просверленные. Сквозь веревочка продета, чтоб не рассыпались. И все.

Только Сыч крутит их в руках, поглаживает, и в глазах - удивление.

- Где это ты такое раздобыл? - спрашивает.

Махнул Алешка на дерево, а у самого мысль забилась - может, зря он так о деревяшках? Ну, что никчемные они? Вдруг очень даже кчемные? Не заберет ли их в таком разе Сыч себе?

- Не бойся, не заберу, - бортник улыбается. - А знаешь ли, что это за дощечки такие? Сам погляди. - И обратно Алешке находку отдал.

Тот глядит - не простые это дощечки. На них значки какие-то имеются. Черточки, кружочки, стрелочки... Как на камне синем...

- Ты их береги, - Сыч говорит, - потому как на них вся мудрость земная записана.

- Записана? - пропищал Алешка сорванным голосом.

- Вот, смотри. - Бортник снова взял таблички, и, ведя по верхней пальцем, произнес: - "В книге сей предлежат различная нам оучительства, иже бо во инных книгах что обрящем сокровенно в сей же книге положено откровенно".

Чудно Алешке. Уж не обманывает ли его Сыч? Или и впрямь лесовиком оказался? А может, того хуже, колдуном?

- Тут в двух словах не расскажешь, - бортник, между тем, продолжает. - Дорогу обратно сам найдешь?.. - Алешка кивнул. - Ты вот что. Ежели любопытствуешь, никому книгу свою не показывай, в надежное место припрячь, а ввечеру ко мне приходи, коли надумаешь. Я тебе все и разъясню. А сейчас - недосуг мне. Дела остались.

Повернулся, и зашагал себе от дуба в чащу. Алешка же домой припустил. Как Сыч наказывал, так и поступил. Никому ничего не сказал, даже Кузьме.

Только к бортнику вечером не пошел. Выждал пару дней, да и дощечки получше рассмотрел. Большую часть с веревочки снял и в другом месте припрятал, так, на всякий случай. Ну как Сыч передумал? В том смысле - себе забрать?

- Пришел, все-таки, - спрятал в усах и бороде добродушную улыбку бортник. - Не испужался?..

- А чего мне, бояться-то? - расхрабрился Алешка.

- Добро...

Заметил Сыч, что дощечек сильно поубавилось, однако ничего не сказал. Рассказывать принялся Алешке, про черты да про резы, коими покрыты они, как вместе они слова обозначают, какие мы вслух произносим. А каждая по отдельности - звуки. Это умные люди давным-давно придумали, чтоб кто что знает - не забылось. К старости, память обычно слабнет, а тут, глянул на дощечку, и все вспомнил. Меня, Сыч сказывал, этой премудрости отец научил, а его - его отец. Коли надумаешь, и я тебя научить могу.