Как и почему - [24]

- Ничего себе совпадения. Это все равно, как в трагедии Пушкина уже отравленный Моцарт играет Реквием.

- Аналогия интересная. Много вопросов вызывает поведение Егорова и Виноградова. Почему они так упорно отказывались видеть в заболевании Жданова опасность для жизни? Казалось бы, признание инфаркта было дело вполне безопасное. Прописали строгий постельный режим, а там видно будет. Так нет же, кипятились, ни за что не хотели согласиться с осторожной Тимашук. Мало того, делали из нее изверга рода человеческого. Особенно Виноградов. Я забыл упомянуть, что сразу после кончины Жданова он поставил министру здравоохранения Смирнову ультиматум относительно Тимашук: или я, или она.

- Может, его раздражало, что она сексот?

- Уж чья бы корова мычала! В 1938 году во время бухаринского процесса Виноградов среди прочих подписал заключение о вредительских методах лечения профессора Плетнева, докторов Казакова и Левина. Плетнев, между прочим, был его учитель. Виноградов знал, что Плетнев и Левин угодили в это дело только потому, что хотели сохранить достоинство.

- Достоинство?

- Ну да. В 1932 году, когда застрелилась жена Сталина, медицинских светил заставили, ради высших соображений, дать заключение, что она умерла от острого приступа аппендицита. Канель, Плетнев и Левин отказались поставить свои подписи и попали на чекистскую заметку. Каннель скончался в 1936. Такая история. У Виноградова могли быть и другие мотивы. Прежде всего, он, успешно практиковавший с 1907 года, ученик Павлова, Сеченова, Остроумова, Захарьина, не слишком доверял электрокардиографии и прочим новомодным штучкам, полагался больше на свой опыт и стетоскоп. Играл роль статус: как смеет это козявка, рядовой врач учить меня, академика. Виноградов был вельможа, жил в неслыханном для советского времени достатке: картины Репина и Шишкина, масса антиквариата, бриллианты, до революции содержал скаковых лошадей.

- Вы, следовательно, исключаете возможность злого умысла?

- Ничего нельзя исключить! Потому что, если даже принять, что Виноградов был надутый индюк, все равно остается Егоров, ленинградец, которого в Лечсанупр поместил никто иной, как Кузнецов.

- Он, следовательно, не был заинтересован в смерти Жданова?

- Кто его знает! Надобно признать, что мы не знаем. Возможны комбинации самые невероятные, ох, возможны. Кто-то мог настоятельно посоветовать Егорову: не стоит применять к Андрею Александровичу радикальных методов лечения. Подтекст: дайте человеку умереть спокойно, с достоинством. Кто мог дать такой совет? Кто угодно: Маленков, Власик, Сталин, даже сам Кузнецов. Чего это он примчался на Валдай? Убедиться, что вскрытие пройдет по плану? И почему вскрытие делали там, а не в Москве? Но, повторяю, это только возможные ходы. Был ли вообще такой разговор, неизвестно. Пора остановиться, пора признать, что мы не знаем и остаемся при своих сомнениях. Последний штрих. Уже после смерти вождя Виноградов признал, что он вместе с другими просмотрел инфаркт у товарища Жданова.

Глава 14: дело врачей набирает ход

Пора вернуться в 1952 год. Итак, 11 августа Тимашук опять пригласили на Лубянку, на этот раз для разговора о лечении Жданова. Здесь следователей ждал сюрприз: я сигнализировала о неправильном лечении А.А.еще в сорок восьмом году. Кому? Сначала Власику, потом дважды Кузнецову. Запахло жареным. Рюмин торжествовал: вот оно, доказательство врачебного вредительства, получено из первых рук, подтверждает то, что я твержу с 50-го года. Доложили Сталину, который про письмо ничего не помнил. Или сделал вид, что не помнил. Генерал-лейтенант МГБ Николай Сидорович Власик возглавлял личную охрану вождя с начала тридцатых, после смерти Надежды Аллилуевой стал также фактическим опекуном сталинских детей. Генерал своего простонародного отчества стеснялся, требовал, чтобы подчиненные к нему обращались как к Николаю Сергеевичу, Сталин называл его, по своему обыкновению, по фамилии. Возможное объяснение Власика, что он отдал письмо Абакумову, мало ему помогало. Дело в том, что он показал письмо Тимашук Егорову, но тот был вредитель, следовательно, предупредил врага. Положение Власика к этому времени было и без того пиковое. 23 мая ГУО, Главное управление охраны, которое он возглавлял, преобразовали в просто Управление охраны, а его самого еще раньше отправили заместителем начальника Баженовского исправительно-трудового лагеря в Асбесте Свердловской области. Причины я не знаю, но в личной охране в это время произошла перетряска. 29 мая министр Игнатьев стал по совместительству начальником Управления охраны. Генерал-майор Кузьмичев, начинавший постовым у дачи Сталина, с 16 июня оказался начальником Дубровлага в Мордовии. Вождь приказал Поскребышеву: письмо Тимашук отыскать, роль Власика расследовать. Поскребышев не стал (или не мог) наводить справки у опального министра, письмо искал у себя, это заняло много времени. Видимо, помета Сталина квалифицировала документ как малозначительный, и секретарь его засунул куда попало. Еще, наверно, сыграло роль то обстоятельство, что из-за чрезвычайной и болезненной секретности Поскребышев вел сталинские бумажные дела один, хотя был генерал-лейтенант и член ЦК. 29 августа главный терапевт Минздрава проф. П.Е. Лукомский подтвердил диагноз Тимашук. Дело врачей оформлялось, наполнялось деталями. Рюмин принялся за составление справки о деле, с которой Игнатьев пошел к Сталину: профессора ЛСУК Егоров, Виноградов, Василенко, Ланг, Этингер и другие умертвили Щербакова и Жданова. Ознакомившись с этим документом, Сталин, наконец, дал МГБ добро на аресты кремлевских врачей. Это было в двадцатых числах сентября. Примерно в это же время Шварцман стал, как выражались следователи, "клеветать" на членов Политбюро Кагановича и Хрущева, на Меркулова, Мамулова и других чекистов. В этих новых показаниях никто не усмотрел пользы. Органы все внимание сосредоточили на Лечебно-санитарном управлении Кремля. 27 сентября взяли жену начальника этого учреждения Е.Я. Егорову, на следующий день - отставного начальника А.А. Бусалова, а также Г.И. Майорова и А.Н.Федорова. Следующим на очереди был сам профессор Егоров, но его арест несколько задержался из-за начинавшегося съезда.