Как хоронили Караваева - [7]

Появилось оно и теперь. Толик как бы наблюдал себя со стороны: вот он накидывает веревку на крюк от люстры, вот связывает петлю и надевает ее себе на шею, вот пробует ногами стол – удастся ли опрокинуть его одним толчком…

В какой-то момент ему вдруг показалось, что это не он, Толик, наблюдает за собой, а кто-то другой, реальный и осязаемый, находящийся здесь же, в этой комнате…

Чьи-то глаза, полные муки и ужаса, следили за каждым толиковым движением и умоляли, заклинали его остановиться…

Толик обернулся. В широко распахнутом дверном проеме медленно, как в рапидной съемке, оседала на пол тетя Вера. Рот ее был исковеркан криком, но крика не было слышно…

Толик сорвал с себя петлю и закинул веревку в плафон.

* * *

…Вокруг тети Веры гомонили переполошенные соседи. Кто-то обмахивал ее полотенцем, кто-то капал на сахар валокордин.

– Да какая вам разница, с какого она года?.. – кричала в трубку разъяренная Нина. – Говорят же вам, сердечный приступ!.. Что это за «скорая» такая, которая полчаса выясняет, как кого зовут и кто чей родственник?!.

Тетя Вера смотрела Толику прямо в глаза и беззвучно двигала посеревшими губами. Толик наклонился к ней совсем близко, пытаясь по артикуляции угадать хотя бы отдельные слова…

– Как ты мог… – шептала тетя Вера. – У меня же никого, кроме тебя, нет… Я только для тебя и живу… А ты меня предал…

– Тетя Вера, дорогая… – Толик прижался губами к теткиному виску. – Я тебя тоже очень люблю… Это была глупая шутка… Забудь про это…

* * *

…«Скорая», взметая грязные веера дождевой воды, неслась по ночному городу. Нечастые в такую пору автомобили опасливо жались к обочине, пропуская вперед эту замызганную вестницу то ли беды, то ли надежды…

…Толик держал тетю Веру за руку и твердил про себя как молитву: открой глаза!.. открой глаза!.. открой глаза!.. Так ему было спокойней. Точно услышав толикову просьбу, тетя Вера чуть разомкнула веки. Разомкнула и тут же сомкнула снова, давая Толику понять, что хочет что-то сказать. Толик придвинулся ближе…

– На книжной полке… – непослушными губами прошептала тетя Вера. – Между Чеховым и Плехановым… восемьсот рублей… я из пенсии откладывала… возьми себе…

– Ты о чем, теть Вер?.. – отшатнулся Толик. – С ума сошла?.. Вот выйдешь из больницы – мы их на радостях и прогуляем!.. А о плохом и думать не смей!..

* * *

…Сыпал мелкий, холодный, кусачий дождь. Люди сбивались в кучки под немногочисленные зонты. Рядом хоронили еще кого-то. Хоронили со вкусом, с толком, с расстановкой. Там было пестро от цветов, гудел оркестр, говорили речи.

У могилы тети Веры ничего похожего не было. И вообще пришедших на похороны было немного. В основном, соседи. И еще несколько старушек, которых никто не знал. Топталась еще группа студентов – те держались особняком.

Толик встал на колени, наклонился над сырым могильным холмиком и сказал прямо туда, в темную, плотную, непроницаемую глубь: «Прости меня, тетя Вера!..»

Лицо его засборило морщинами, стало похожим на печеную сливу, и он заплакал. Кажется, только сейчас он осознал, что вот этот аккуратный продолговатый холмик – это все, что осталось от тети Веры…

– Толик! – соседка Нина потрясла его за плечо. – Хватит, не глупи!.. Земля же холодная, мокрая… Застудишь все свои дела!.. Вставай!..

* * *

…Поминки получились более чем скромные. Все тети Верины сбережения ушли на похоронные хлопоты, так что поминальный стол соседи устраивали вскладчину. Застольная беседа никак не залаживалась – все говорили скучно и тягуче, словно по принуждению.

– И что в ней было хорошо, – разглагольствовал пьяненький сосед Коля, вечно отсутствующий Нинин муж, – не кичилась образованием!.. С рабочими людьми говорила запросто!.. Вот я человек темный, неученый, а она мне: здравствуй, Коля!..

– Что же ей, не здороваться с тобой, что ли?.. – Нина явно стеснялась незамысловатых колиных сентенций. – Ясное дело, раз встретились – здравствуй, Коля!.. Чего тут особенного?..

– Не скажи!.. – упрямился Коля. – Другая прошла бы мимо, а она – здравствуй, Коля!.. По-родственному, по-соседски!.. Кто я для нее?.. Мудак с напильником!.. А она – здравствуй, Коля!..

– Будет тебе балабонить-то!.. – устыдила мужа Нина. – Ты ж не в пивнушке!.. Господи, как зальет зенки, так и несет незнамо что!..

– Святая душа была Вера Николаевна!.. – вздохнула Эмма Григорьевна. – И редкой интеллигентности!.. Спички попросит, так сто раз «спасибо» скажет!.. Таких людей сейчас нет!.. Сейчас куда ни глянь – одни хабалки!..

– Хужает народ!.. – согласилась Зинаида Михайловна. – Особенно молодые!.. Давеча на лестнице нагадили!.. Не к столу будет сказано, вот такую кучу навалили!.. Не перепрыгнешь!.. А если бы лифт сломался?..

– Был человек и нету!.. – Коля продолжал разрабатывать излюбленную тему. – И всем наплевать!.. Даже по радио не объявили!.. А ведь какая женщина была!..

– Последнюю пьешь! – тихо предупредила Нина. – И не зыркай на меня!.. Сказала последнюю, значит, последнюю!..

Толик сидел за столом, безучастный ко всем разговорам, тупо уставившись в пустую тарелку. Он вспоминал о своих хозяйских обязанностях только тогда, когда наступала пора в очередной раз наполнить рюмки…