Как говорил старик Ольшанский... - [7]

— А Тамарка лучше?.. Стыд и позор!..

— Вы слыхали, что у Шуры была ревизия?

— Что вы говорите? Ну?

— Э, эта Шурочка!.. Она их обвела вокруг пальца. Одна бочка действительно была с пивом, а в другой, закупоренной, была чистая вода из дворового крана.

— Зачем так рисковать, я вас спрашиваю?

— Э, прав был мой Миша: чтобы кушать торт ложками, надо рисковать. А как вы думаете…

— У Зойки уже новый ухажер?

— Почему новый? Это же Петька-карманник.

— Ах, это Петька?! Что-то я его давно не видела, Маня.

— Да он же сидел, Маша…

— Вон идет Адик со своей невестой!..

— Она-таки хорошая мейделе. Нет, Маня?

— О чем говорить! Еврейское дитя: полная, красивая и из хорошей семьи…

— Кто ее родители, Маня?

— Кто ее родители? О таких родителях можно только помечтать… Папа у нее работает на бойне, а мама ходит вся в золоте…

— Вы слыхали, что Лилька вышла замуж?

— И кто он?

— Какой-то швейцар, говорят.

— Ей уже наших мужиков не хватает, так надо было найти иностранца…

— Маша, смотрите, это не ваш Путька прыгает на голубей? Еще не хватало, чтобы Васька дал ему кирпичом.

— Я не вижу… Где, Маня?.. Нет, это-таки он… Фимка! Фимка, прогони кошку от голубей! Прогони его!

— А ну, Путька, иди в квартиру!

— А, чтоб тебе руки покрутило! Зачем ты бьешь его палкой? Бандит!..

— Да, Маня, вы слышали, что опять появилась эта «Черная кошка»?

— Какая кошка, Маша? Сундуковских?

— Не, я говорю про эту банду. Вчера, говорят, возле Байкового кладбища они убили какую-то женщину…

— Кошмар!

— О чем вы говорите! У них на ногах пружины, а на лице… эти… черные маски и глаза светятся…

— Ой, ой… Одну минуточку… Лазер, ты дома? Ты слышал, что тетя Маша рассказывает?

— Да, мама.

— Чтоб ты был осторожен, Лазик.

— Хорошо, мама.

— И скажи об этом Мотику и Йосе.

— Ладно! Мама.

— Им ничего не стоит убить человека или разгрузить ему карманы.

— Правда ваш Вилька похож на Сталина?

— Ой, Маня, мало у нас неприятностей, так нам еще этого не хватало…

* * *

К Голосеевскому лесу тянули трамвайную ветку. У клуба имени Фрунзе весь день укладывали просмоленные шпалы, крепили к ним рельсы, сваривали стыки.

Вилька, забыв обо всем на свете, наблюдал за обнаженными до пояса, мокрыми от пота загорелыми спинами рабочих, слушал музыку тяжелых молотов, вгоняющих громадные гвозди-костыли в шпалы, звон металлического рельса. Люди в странных масках с небольшими окошками дотрагивались до рельса волшебной палочкой — и миллионы светящихся искорок с шипением разбрызгивались вокруг них, слепя вилькины глаза.

Ой, как худо им было ночью… Бедные глаза Вильки… Тысячи иголок вонзали в них, горсти песка засыпали в них, литры воды выливались из них…

* * *

Против нашего двора, на другой стороне Большой Васильковской улицы, находился клуб железнодорожников им. Фрунзе. Тех, кто занимался в кружках самодеятельности, обычно пропускали на балкон на последний киносеанс. Многие наши мальчишки в один прекрасный день появились во дворе с домрами и балалайками. Они записались в оркестр народных инструментов. Девчонки ходили на хор и в кружок бального и народного танца.

Разумеется, в кружках мы долго не задерживались, но многие по-прежнему ходили на последний киносеанс даже много лет спустя…

Тетя Броня, которая стояла на дверях клуба и проверяла билеты (она иногда сидела и в кассе, даже над одним из окошек висела табличка «Касса брони»), обладала великолепной зрительной памятью и знала всех кружковцев в лицо. Она всю жизнь считала нас «ихней самодеятельностью». А если учесть, что тетя Броня прожила большую долгую жизнь и до последних дней не покидала свой пост, то станет ясно, что мы пользовались этими благами долгие-долгие годы.

Фильмы смотрели все и всякие. Начиная со «Скандала в Крошмерле», во время просмотра которого краснели и смущенно опускали глаза взрослые, — до легендарного Тарзана. Фильмы, в основном, были трофейные: «Багдадский вор», «Индийская гробница», «Мститель из Эльдорадо», «Петер», «Расплата», «Робин Гуд», «Королевские пираты», «Три мушкетера»… Последний был до того смешным, что мы ходили его смотреть по многу раз. В один из таких просмотров Фимка так смеялся, что угодил головой в фанерную спинку стула переднего ряда и, схватившись за нос, выбежал из зала. К. концу фильма он вновь появился на своем месте с белоснежной повязкой, закрывавшей нос.

— В поликлинике был… На кнопки взяли… — шепотом сообщил он.

— Болит? — спросил его Юрка Цыпа.

— Не очень… Смеяться только трудно…

* * *

В те годы собирали кадрики из фильмов. Процветали те, кто был в дружбе с киномеханиками. Мы паслись на кинокопировальной фабрике, где печатались новые копии фильмов и сжигались старые. На пепелище часто удавалось найти куски пленки, чудом уцелевшие от огня. Кадрики собирали, кадриками обменивались, на кадрики спорили, на кадрики играли, кадрики продавали.

По кадрикам составляли целые фильмы, склеив их последовательно по сюжету. Получался своеобразный многосерийный диафильм, который прокручивали на простыне-экране с помощью самодельных проекторов, изготовленных из деревянной коробки с лампой внутри и фильмоскопа с объективом.

Если фильмоскопа не было, то лентопротяжный механизм делали сами, а линзы покупали в оптике, или на толкучке, от старых очков, биноклей, фотоаппаратов. «Собирали» и артистов. Их тоже покупали на толкучке, в подворотнях, на базарах. Попадались и настоящие фирменные фотографии и открытки, довоенные и трофейные. Но больше было плохо переснятых. По дешевке можно было купить изображения Фербенкса, Валентино, Гааль, Рокк, Гарбо, Ли, Дурбин, Утесова, Жарова, Целиковской, Макаровой, Орловой и Рашида Бейбутова. Даже тогда, когда за двух Тарзанов вместе с Джейн и Читой удавалось получить одну Зиту из «Индийской гробницы», обмен считался удачным.