Как говорил старик Ольшанский... - [27]

— Теперь будет самое смешное, понаблюдайте, — тихо прошептал старик Ольшанский Мише Мирсакову.

Они, притаившись за сараем бабы Миенчихи, наблюдали за действиями Сруля. Проверив все запоры и задвижки, Сруль остановился у двери, обхватил двумя руками замок, поджал ноги и повис на нем. Через секунду-другую он, кряхтя, приземлился и, оторвав руки от замка, трижды плюнул через левое плечо.

Из-за сарая бабы Миенчихи послышался сдавленный смех.

— Ну? — спросил старик Ольшанский.

— Ну! — трясясь от смеха, ответил Миша Мирсаков. — Пойду расскажу Мане и детям.

Э, если бы была возможность наблюдать за старым Срулем постоянно… Вот он идет по Большой Васильковской, останавливается у магазина «Продтовары». Пацаны окружили Верку, берут мороженое. Жарко. Металлический футляр-бидон, покачиваясь, плавает в бочке со льдом. Верка, получив деньги, закладывает в «пушку» круглую вафельку, ложкой накладывает в патрон мороженое из бидона, ловким движением выдавливает порцию и накрывает ее сверху еще одной вафелькой, к которой приклеился кусочек-огрызок другой вафельки.

— О, вам еще и с добавкой получилось.

— Кто это теперь дает с добавкой? Они дают добавку… Откуда добавка?

Держит двумя пальцами пирамидку, с которой в рукава пиджака стекают молочные струйки.

— Ой, оно же все вылазит. Я же с этим и шагу не пройду… Они дают добавку… — Слизывает с руки струйки. — Мне не надо добавки, я хочу обыкновенное мороженое за свои копейки. Зачем мне добавка? Ну, хорошо, — проговорил старый Сруль, увидев гневные глаза Верки, — мы не будем вступать в полемику, а то вы, я уже это предвижу, назовете меня жидовской мордой… Э, если это мороженое, то я китайский император… Мадам, ваш директор не соскучился?

— По ком? — удивленно спросила Верка.

— По кладбищу, — ответил старый Сруль, брезгливо отбросив бывшее мороженое в сторону пробегавшей мимо «Продмага» дворняги Читы. Сруль вытащил из кармана платок-простыню и, вытирая им руки, глотая набежавшую слюну, наблюдал за собакой, жадно пожиравшей его мороженое. Чита, облизывая морду, с благодарностью посмотрела на старого Сруля.

— И на том спасибо, — пробурчал Сруль и продолжил свой путь.

* * *

Вилька рассказывает Яше «сказку»: «Жила-была себе чувиха. Звали ее Жанка. Любила Жанка прихорашиваться. То губки перламутром напомажет, то бровки карандашом «Искусство» подведет, то глазки-реснички черной тушью закрасит. Но больше всего она любила прически разные из своих волос делать. Накрутит, бывало, на голове бигуди, обтянет башку резинками, и всю ночь не спит, мается…

Надоело ей страдать-мучиться, и купила она себе у Халемского новую голову, съемную. Возьмет она ее в руки, накрутит волосы, затянет резинками, поставит в сухое место, а сама спать укладывается. Утром встанет свежая, выспавшаяся, берет голову новую, съемную, с прической выделанной, прикрутит-пришпилит к башке постоянной, — и несет себя по улицам, как та королева заморская… Вот какие чудеса в нашем королевстве чувихи придумывают…»

— Опять за Жанкой подглядывали? Родинка у нее на какой груди?

— На левой, — неосторожно ответил Вилька.

* * *

Мотик рассказывал, что у них в «Индпошиве» висит Доска почета, на которой под надписью «Наша гордость» размещены фотопортреты маяков их коллектива. Как-то приехала к ним какая-то там комиссия и увидела среди этих фотографий портрет Ленина.

— Вы что, с ума сошли? — спросила какая-то райкомовская дама. — Зачем вы сюда всунули Ленина?

— Почему вы считаете, что это Ленин? Это совсем не Ленин, а наш уважаемый закройщик Абрам Левин.

— Ой, не валяйте дурака! Вы что, хотите иметь неприятности? — грозно сказала дама.

— Какие неприятности? — пожимая плечами, спросил заведующий Ройтман.

И в это время зашел Абрам Левин.

И, как у Гоголя в «Ревизоре», наступила немая сцена. Перед комиссией стоял живой вождь.

— Вы кто? — краснея, спросила дама.

— Я — Левин, я здесь работаю закройщиком. Вот мой портрет, — смущаясь проговорил Левин.

— В портрете и загвоздка, товарищ Левин. Его необходимо снять, чтобы не было политических несуразностей… И вообще, почему бы вам не изменить свою внешность?

— То есть, как изменить?

— Ну, скажем, сбрить бородку…

— Ну, хорошо, сбрею, как вы предлагаете, бородку… А мысли?.. — гордо заявил Абрам Левин.

Может быть, именно из этой истории родился анекдот, который потом пошел гулять по свету? Помните, Пушкин тоже рассказал Гоголю анекдот. А что из этого вышло? Получился «Ревизор».

* * *

Сундуковскому иногда присылали письма из Америки. Там у него были какие-то родственники. Сундуковский отвечал им: «У нас все хорошо, но мы не готовы к зиме». Там, в Америке, понимали, что нужно прислать Сундуковскому посылку с теплыми вещами.

— А вы им тоже посылаете посылки? — как-то спросила Сундуковского Маня Мирсакова.

— А что я им пошлю? Цурес? Макуху или хвост от селедки, а? Там же у них все есть… Ну, конечно, чем-то нужно ответить. Неудобно все-таки… Я подумаю…

И вот после долгих раздумий он все же собрал посылку. Сундуковский посылал в Америку

1. Часы-ходики с кукушкой (это для них редкость!).

2. Белые семечки (у них этого точно нет, а Абраша их очень любил в детстве).