Как это было - [44]

В тот же вечер коммунщики расползлись по деревне. Дома остались дед Онуфрий, Миша Бондарь, который вот уже третий день страдал зубной болью, и Катя. Все остальные двинулись собирать друзей и товарищей.

— Кто больше приведет, — смеялся Никешка дорогой, — тому премия. Два вареных турнепса.

Дружный хохот подхватил слова Никешки, а Кузя хлопнул его по плечу и, кашляя, сказал:

— Ну, вострый, чорт! На всякий-то случай у него смешинка запасена.

— Этот уж приведет! — уверенно произнес Сережка.

— Да уж будьте в спокое!

* * *

Однако, не повезло Никешке. Ему не только не удалось никого перетянуть в артель, но даже поговорить с батраками не сумел Никешка.

Когда поймал он у ворот силантьевского дома батрака Кучеренко и начал угощать его табаком, на двор вышел сам Силантий. Увидев Никешку, он подошел к нему и ухватил цепкими руками за плечи:

— Ты чего… Что надо? Куда прилез?

Силантий стучал зубами, брызгался слюной и от гнева задыхался, будто в гору бежал:

— Уйди! Уйди от греха!

— Но, но, потише! — сказал Никешка, снимая со своих плеч руки Силантия, — не воровать пришел к тебе… А постоять у ворот с товарищем не запретишь.

Силантий затрясся от злости.

— Волк тамбовский тебе товарищ! Почем я знаю, зачем ты пришел. Может поджечь меня по злости хочешь?.. Коммунщик чортов! — И повернувшись к Кучеренку сказал:

— Иди-ка, милый… Поужинаем, да спать. Вставать завтра рано.

Когда они уходили, Никешка крикнул вдогонку:

— Заходи, Кучеренок, поболтать… Дело к тебе есть…

Но вряд ли услыхал Кучеренок приглашение Никешки.

Такая же неудача постигла и других коммунщиков. И только одному Кузе повезло. Возвращаясь обратно, он встретил на дороге человека, который поровнявшись с Кузей, остановил его и, сняв шапку, спросил вежливо:

— А будьте добры, товарищек…

— Ну? — остановился Кузя.

— Будьте добры сказать, как тут пройти до Прокофия Микулина.

— До кулака Прокофия? — переспросил Кузя и, оглядев с ног, до головы незнакомца, кашлянул:

— А ты кто ж такой будешь? Родственник или как?

Незнакомец кивнул головой.

— Вроде бедного родственника. В батраки приглашен…

— А-а! — протянул Кузя и, подумав немного, сказал:

— С чего ж ты это вдруг надумал?

— В батраки-то? Да как сказать?.. Спортом решил заниматься. Очень уж меня тянет к физкультуре, когда в брюхе кишка за кишкой гоняется.

Кузя добродушно рассмеялся:

— Вострун оказывается. Вот бы вам с Никешкой вместе…

Кузя почесал затылок и сказал:

— Не знаю, как тебя звать-то…

— Семеном Петровичем…

— Ишь ты, — удивился Кузя, — Семеном, да еще Петровичем. Длинный какой. Так вот, Семен, парень ты видать оборотистый, а нам таких подавай только… ну, так… Как бы тебе это сказать… Однисловом, шагай за мной. Там тебе расскажут, что надо… я и сам бы рассказал, да язык-то у меня не тово… Не приспособлен к разговору… Больше насчет еды он.

— С тобой итти? — нерешительно произнес Семен, — а кто тебя знает, какой ты есть человек. Может ограбить думаешь дорогой. Может последнюю блоху у меня сопрешь?

— Шутник, — засмеялся Кузя, — так пошли, что-ли?

— Что ж с тобой делать? Итти, так итти, как говорил один помещик, удирая в октябре из России.

* * *

Коммунщики сидели в бараке, хмуро переговариваясь о неудаче.

— Поймал я одного, — рассказывал Юся Каменный, — поговорил, конечно. Так и так дескать, не хочешь ли с нами работать…

— Ну?

— Э, — махнул Юся рукой, — рази мало дураков среди нашего брата? Я ему одно, — он мне другое. Сколь, грит, платите. Я ему: дескать весь мир можешь забирать. А он грит: три рубля положите в месяц, — пойду, а так не согласен.

— Вот дубина!

— А я тут одного улещал, так тот еще дурнее оказался, — сказал Сережка, — у вас, грит, пока-то что будет, а тут два целковых в месяц будто из банка получаю.

— Глупый у нас еще народ!

— Верно! — усмехнулся Федоров, — а только за примером ходить недалеко.

Коммунщики вспомнили недавнюю ссору и замолчали. Никешка полез в карман за табаком и, виновато улыбаясь, сказал:

— На свете всего бывает… Конь о четырех ногах, да и то спотыкается, а несознательному на двух и оченно даже трудно.

— Кузя главное шумел… А мы что?

В это время распахнулась дверь и через порог шагнул Кузя, а следом за ним вошел Семен.

— Вот он! Легок на помине!

— Смотри, никак привел кого-то!

Кузя бросил шапку на топчан:

— Пятницу притащил!.. Знакомьтесь!

Семен снял с плечей мешок, положил его у порога и сдернул с головы приплюснутый картуз. Черные вьющиеся волоса упали на широкий лоб, под которым светились внимательные, немного насмешливые глаза.

— Добренького здоровья, товарищи!

— Здравствуй!

— Поставь мешок-то к столу. У порога мокро. Вымочишь еще что!

— Это верно! — подхватил мешок Семен, — золото мокроты не любит. Плесневеет очень.

— Ишь ты, богатый стало быть?

— Отцовское добро таскаю. Тысяча и сто тридцать семь блох, пуговица да вязальный крючок, полтора гвоздя да щетина порося.

— Разговорчивый какой!

Не бойся, дядя, это не заразная болезнь!.. А между прочим, кто же вы будете? Народу много, а на столе ничего не вижу. Цыгана, что ли, похоронили?

Сережка подтолкнул Никешку в бок:

— Ну-ка тяпни поострее! Пусть наших знает!

Никешка подумал и сказал:

— На крестины собрались, да вишь ты, младенца дождаться не можем. Загулял где-то с получки.