Как делаются деньги? - [75]

Шрифт
Интервал

), Bankers Magazine (1960–1968) и расчеты Банка Англии


Данные до 1967 года охватывают только лондонские расчетные банк и.

(a) Наличные + деньги на балансе Банка Англии + деньги до востребования + векселя + облигации Соединенного Королевства

(b) Деньги на балансе Банка Англии + деньги до востребования + векселя

(c) Наличные + деньги на балансе Банка Англии + векселя


Одной из ключевых мер в рамках реформы было снижение требований закона к уровню ликвидности с 28 % до 12,5 % приемлемых обязательств[218]. В последующие десятилетия эти требования были снижены еще больше, вплоть до того, что сегодня в Соединенном Королевстве хранение резервов полностью добровольно. В других странах сохранились определенные требования к уровню ликвидности, но их постепенное ослабление отражает общую тенденцию в западных экономиках. Конечно же, причинно-следственные связи между дерегулированием и происходящими историческими событиями схожи с проблемой курицы и яйца, но, так или иначе, ослабление требований по ликвидности в банковской системе Соединенного Королевства сопровождалось параллельным снижением реальных ликвидных активов на балансах. График 5, который мы находим у Дэвиса и Ричардсона[219] (см. выше), может проиллюстрировать это соображение.

График показывает отношение между фидуциарными и кредитными деньгами. Он иллюстрирует то, как банки могут создавать все больше и больше кредитных денег, имея при этом все меньше и меньше выпущенных государством фидуциарных денег либо в виде наличных, либо в виде депозитов в центральном банке. Начиная с 1960-х как реальные, так и требуемые по закону коэффициенты ликвидности стабильно снижались, тем самым ознаменовывая переход контроля за деланием денег от центрального банка к, де-факто, частным банкам.

В период действия Бреттон-Вудса многие центральные банки ввели прямой кредитный контроль за частными банками, устанавливая предел того, сколько денег банкам разрешалось выдавать в долг. Однако в 1960-х возникли параллельные кредитные рынки, где кредитные деньги создавались за пределами домашней юрисдикции валюты[220]. В особенности это справедливо для рынка евродолларов, на котором базирующиеся в Лондоне банки выпускали кредиты, деноминированные в долларах, таким образом избегая как американского, так и британского кредитного контроля и прочего банковского регулирования. С возникновением и ростом этих параллельных кредитных рынков прямой кредитный контроль становился все более неэффективным с точки зрения регулирования предложения денег. Реформа конкуренции и кредитного контроля может рассматриваться как прагматичный ответ на такое развитие событий, поскольку еще одной ее ключевой мерой была отмена прямого количественного кредитного рационирования. Вместо того чтобы устанавливать прямые ограничения на выпуск кредитных денег в частных банках, центральный банк может варьировать учетную ставку в качестве основного инструмента для контроля предложения денег[221].

В то время как требования к ликвидности и количественное рационирование кредита являются относительно прямыми способами контроля предложения денег, изменение учетной ставки имеет более опосредованное влияние на совокупное предложение денег, поскольку эффекты оказываются посредством рынка. Предполагается, что спрос на кредит является функцией от цены кредита; это позволяет центробанку определять спрос на кредит, устанавливая определенную цену. В этом отношении переход от первых способов регулирования предложения денег к последнему представляет из себя финансиализацию политики центрального банка. Роль центрального банка состоит уже не в том, чтобы сдерживать рыночные силы и обращать их себе на пользу при достижении политических целей. Теперь обеспечение эффективного функционирования рынков само по себе стало политической целью. Вместо того чтобы устанавливать политически заданные ограничения на предложение кредита, центробанк обязуется обеспечивать такое количество кредита, которое нужно рынку по определенной цене.

Переход от рационирования кредита к регулированию через дисконтное окно является частью более общего идеологического сдвига в политике центрального банка. Мы уже коснулись того, что Бреттон-Вудская система была до определенной степени создана под влиянием идей кейнсианства, в котором национальные государства имеют возможность и обязанность регулировать и стимулировать основные экономические показатели. В этой связи крах Бреттон-Вудса не был просто концом конкретной денежной системы. Это был в том числе крах идеологии, отметивший переход от кейнсианства к монетаризму как основному подходу к макроэкономике и деятельности центральных банков[222].

Монетаризм имеет длинную историю, уходящую корнями в XVIII век, в работы Давида Юма, его современное понимание обычно относят к имени Милтона Фридмана[223]. Основной смысл сводится к тому, что цена денег определяется законами спроса и предложения. В простейшем виде это выражено ниже в классическом уравнении обмена Ирвинга Фишера[224]. Фридман берет его за отправную точку; его заслуга в том, что он разработал более детализированную и усложненную версию формулы


Рекомендуем почитать
Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта

Главная тема книги — человек как субъект. Автор раскрывает данный феномен и исследует структуры человеческой субъективности и интерсубъективности. В качестве основы для анализа используется психоаналитическая теория, при этом она помещается в контекст современных дискуссий о соотношении мозга и психической реальности в свете такого междисциплинарного направления, как нейропсихоанализ. От критического разбора нейропсихоанализа автор переходит непосредственно к рассмотрению структур субъективности и вводит ключевое для данной работы понятие объективной субъективности, которая рассматривается наряду с другими элементами структуры человеческой субъективности: объективная объективность, субъективная объективность, субъективная субъективность и т. д.


Чем и как либерализм наш вреден?

Константин Николаевич Леонтьев начинал как писатель, публицист и литературный критик, однако наибольшую известность получил как самый яркий представитель позднеславянофильской философской школы – и оставивший после себя наследие, которое и сейчас представляет ценность как одна и интереснейших страниц «традиционно русской» консервативной философии.


Основная идея феноменологии Гуссерля: интенциональность

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любители мудрости. Что должен знать современный человек об истории философской мысли

В книге в популярной форме изложены философские идеи мыслителей Древнего мира, Средних веков, эпохи Возрождения, Нового времени и современной эпохи. Задача настоящего издания – через аристотелевскую, ньютоновскую и эйнштейновскую картины мира показать читателю потрясающую историческую панораму развития мировой философской мысли.


Шотландская философия века Просвещения

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Прикладная философия

Предлагаемый труд не является развлекательным или легким для чтения. Я бы рекомендовал за него браться только людям, для которых мыслительный процесс не является непривычным делом, желательно с физико-математической подготовкой. Он несет не информацию, а целые концепции, знакомство с которыми должно только стимулировать начало мыслительного процесса. Соответственно, попытка прочесть труд по диагонали, и на основании этого принять его или отвергнуть, абсолютно безнадежна, поскольку интеллектуальная плотность, заложенная в него, соответствует скорее краткому учебнику математики, не допускающему повторения уже ранее высказанных идей, чем публицистике.