Как делать сюжет новостей - [24]

Шрифт
Интервал

В истории должен быть только один герой. Но никто не запрещает дать слово нескольким свидетелям, которые выступают на его стороне. Ведь это будут и ваши свидетели. Они все равно работают на вас. Так почему бы не дать им синхрон?!

Вот так в сюжете появляются обычные люди, которые волею судьбы оказались участниками события. Делая синхрон, вы дарите им пятнадцать секунд славы. Но самое главное, они становятся свидетелями героя. Если их несколько — два или три, — синхроны могут полностью скрыть отсутствие самого героя. Свидетели как бы говорят за него. И тогда в сюжете об урагане появляются полицейские, спасатели и очевидцы, которые высказываются о большом событии. После этого они, скорее всего, навсегда исчезнут из поля зрения новостей. Они выполнили свою функцию — стали вашими свидетелями. Потому что вы дали в сюжете их синхроны.

Вам предстоит опросить и выслушать тысячи людей. Каждому из них в эфире вы дадиде лишь несколько секунд. Постарайтесь, чтобы эти секунды были самыми лучшими. Для вашего сюжета и для свидетеля. Ведь без армии безымянных свидетелей новости не могли бы существовать. Популярными их сделал именно парадокс синхрона, то есть телевизионное открытие, состоящее в том, что представленный в сюжете новостей случайный участник события вызывает такое же доверие, как и лидер страны.

Пользуйтесь этим могучим инструментом бережно и с умом.

Возможно, вы уже поставили знак равенства между синхроном и интервью. В отношении сюжета новостей это верно лишь отчасти. Если считать интервью способом получения ответов, это правильно. Но в остальном интервью и синхрон — продукты разных технологий.

Связано это с практикой телеэфира.

Как показывает опыт, «человек с улицы» может содержательно и эмоционально удерживать синхрон 3-5 секунд. Более подготовленный или образованный участник события способен вытянуть синхрон хронометражем 8-12 секунд. Завзятый говорун осилит и 20 секунд. Президенту или другим лицам из первой пятерки государства позволительно говорить до 45 секунд. Правда, в сюжет такие длинные синхроны попадают редко. Так что обычная длина синхрона лежит в пределах 8-15 секунд.

И что можно сказать за это время?

Очень мало и очень много. Ведь синхрон — это не просто эмоциональное сообщение о событии, но еще и осмысленное. Начатая и законченная на одном дыхании одна мысль — умная эмоция. При этом умную эмоцию для синхрона почти всегда приходится добывать впопыхах, иногда в экстремальных условиях. А ведь синхрон надо еще успеть смонтировать и выдать в выпуске.

Все эти условия неприемлемы для интервью. Интервьюер и репортер используют совершенно разные принципы добывания ответов.

Сравните.

В интервью вы получаете ответы на разнообразные вопросы, в синхроне концентрируетесь на одном событии.

Интервью раскрывает рациональную оценку героем разных проблем, синхрон — эмоциональную оценку события, умную эмоцию.

Интервью глобально и длинно, синхрон — узок и короток.

Ну и совсем мелкие детали. Журналист, берущий интервью, имеет в запасе пару часов спокойной работы в уютном, хорошо отапливаемом помещении, для того чтобы задать десятки вопросов. В распоряжении репортера очень часто лишь несколько минут и только один вопрос. Самый главный. И задавать его приходится под дождем или пулями.

Интервью — это подробности, синхрон — только главное, и быстро.

Конечно, репортер может потратить кассету (32 минуты записи), чтобы душевно побеседовать с героем сюжета ради особо проникновенного синхрона. Но такое случается крайне редко. Только в особых, не новостийных, сюжетах. Например, в почти вымершем жанре эссе о милых радостях патриархальной жизни в глубинке.

Весь исходный синхрон на пленке может занимать 5-6 минут, из которых надо вытащить для монтажа 15-20 секунд полезного материала. Остальное просто не влезет. Поэтому репортер может задать не больше десяти вопросов, чтобы иметь на выходе нужные один-два синхрона.

Техника интервью подразумевает сложный, коварный и продуманный психологический поединок с «объектом», который должен расслабиться и наговорить лишнего. Чаще всего репортер лишен такого счастья. Ему надо задавать в лоб четкие и конкретные вопросы, дожимать собеседника, добиваясь нужного ответа, давить на него, иногда даже «выламывать руки». И все ради того, чтобы получить единственный необходимый синхрон.

Интервью учит слушать человека.

Синхрон учит вслушиваться в ответы, стараясь уловить нужную фразу.

Интервью — это «сеть».

Синхрон — «дубинка». Бьет быстро, но сильно.

Еще раз повторю: при всем желании и умении брать интервью, репортер, работающий над сюжетом новостей, просто не имеет для этого времени.

И раз все так напряженно, надо четко представлять, какие вопросы вы зададите, чтобы добыть правильный синхрон.

Вопросы на земле начали задавать сразу после создания Евы из ребра Адама. Именно она спросила: «А что растет на том древе?» В дальнейшем это умение отточили Сократ, инквизиторы и сотрудники НКВД. До сих пор считается не очень вежливым приставать к людям с вопросами: «Много будешь знать — скоро состаришься». Это право признается только за священниками, полицейскими, врачами и репортерами. То, что у других считается нездоровым любопытством, у представителей этих профессий приобретает иное качество: спрашивая, они ищут истину. Все, за исключением репортера. Потому что, задавая вопросы для синхрона, репортер охотится за другим. Ему нужна умная эмоция. Чтобы ее получить, надо всего лишь:


Рекомендуем почитать
Модное восхождение. Воспоминания первого стритстайл-фотографа

Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.


Сон Бодлера

В центре внимания Роберто Калассо (р. 1941) создатели «модерна» — писатели и художники, которые жили в Париже в девятнадцатом веке. Калассо описывает жизнь французского поэта Шарля Бодлера (1821–1867), который отразил в своих произведениях эфемерную природу мегаполиса и место художника в нем. Книга Калассо похожа на мозаику из рассказов самого автора, стихов Бодлера и комментариев к картинам Энгра, Делакруа, Дега, Мане и других. Из этих деталей складывается драматический образ бодлеровского Парижа.


Мне повезло: я всю жизнь рисую!

В первой части книги Беломлинский вспоминает своих соратников по питерской юности Иосифа Бродского и Сергея Довлатова, рассказывает о своей дружбе с Евгением Евстигнеевым, описывает встречи с Евгением Леоновым, Людмилой Гурченко, Михаилом Казаковым, Сергеем Юрским, Владимиром Высоцким, Беллой Ахмадуиной, Марселем Марсо, Робертом Дениро, Ивом Монтаном, Харви Ван Клиберном… Во второй части книги он рассказывает забавные «полиграфические истории», связанные с его работой в Росии и Америке.


Непарадный Петербург. Наследие промышленной архитектуры

Предлагаемая книга посвящена ценной хотя и наименее известной области архитектурного наследия Санкт-Петербурга. В ней автор, продолжая свои многолетние исследования, подробно рассматривает процессы архитектурного развития ряда предприятий, сыгравших важную роль в развитии отечественной индустрии. Задача – расширить привычные границы представлений о петербургской архитектуре, формирующей наряду с классическими ансамблями неповторимый облик северной столицы. Особую актуальность освещение уходящих страниц истории приобретает в связи с переменами, происходящими при изменении функционального профиля многих исторических комплексов.


Мода в кино. От Givenchy для «Завтрак у Тиффани» до Prada в «Отель „Гранд Будапешт“»

Культовое маленькое черное платье в «Завтрак у Тиффани» или эпатажные наряды героев Уэса Андерсона – все эти образы мы знаем не хуже самих сюжетов. Восхищаемся ими, цитируем и воссоздаем. Но почему они запомнились и какую роль сыграли в успехе картин? Книга известного журналиста и фэшн-аналитика Кристофера Лаверти – настоящая энциклопедия, в которой он исследует весь кинематограф XX века, начиная с иконического наряда Джуди Гарленд в фильме «Волшебник страны Оз», заканчивая образом Ольги Куриленко в «Кванте милосердия».


Теория и практика создания пьесы и киносценария

По признанию самого автора, настоящая книга задумана как руководство по практической работе драматурга и киносценариста. И действительно, в книге много мыслей и обобщений, имеющих непосредственное отношение к тому, что принято называть техникой драмы и киносценария. Опираясь на практику мировой драматургии, на всю историю драматической мысли, а также на свой авторский опыт драматург и сценарист, Лоусон выдвигает немало ценного об искусстве драмы и кино.