Как делается фильм - [10]

Недалеко от них можно заметить человека с деревянной шкатулкой, он иногда подбегает и поправляет у Валноги усы или отлепившуюся бровь. Что касается статистов, то их лица не гримируются и сохраняют естественное выражение хронической меланхолии. Они обычно стоят кучками, терпеливо ожидая, когда придёт их очередь промелькнуть в какой-нибудь уличной сцене.

Кроме того, в павильоне в разгар работы толкутся ещё актёры из фильма, что снимается рядом, ротозеи, привлечённые надписью: «Посторонним вход воспрещается», различный подсобный персонал, поклонники и поклонницы и прочая публика обоего пола, которая, спотыкаясь о кабели, бродит среди декораций, скрипит половицами и чешет язык. В целом день съёмки является наглядной иллюстрацией того, как мало в этом мире работы у большинства людей.

Когда снимают под открытым небом, народу бывает гораздо меньше, — вероятно, потому, что нечем скрипеть. Такие съёмки происходят обычно в сырой осенний день. На заднем плане виден рассыпающийся средневековый город и бутафорская деревня. Кругом груды досок и гипсовых обломков. Среди этого хаоса ёжатся от холода актёры, режиссёр со своим штабом, дама-сценариус и ещё несколько человек: они ждут, пока осветители с помощью юпитеров соорудят «ясный летний день». В нескольких сотнях метров от них ждёт «звуковик» в своей передвижной кабине.

— Начали! — говорит наконец режиссёр. Но приходится подождать, пока в мутном небе пролетит самолёт, провожаемый укоризненными взглядами присутствующих. Потом надо подождать, пока кто-нибудь прогонит мальчишек, затеявших за соседним забором игру в футбол. Потом надо подождать, пока немного стихнет ветер. После этого посиневшие, съёжившиеся актёры сбрасывают наконец свои пальто и, дрожа от холода, произносят полдюжины слов. К сожалению, съёмку приходится повторить, потому что как раз в этот момент с грохотом обрушилась часть «средневекового города».

А наблюдавший всё это прохожий поглубже засунет руки в карманы и с тихой грустью подумает о том, как тщетны и преходящи все дела человеческие.

В общем, как я уже сказал, гораздо лучше снимать в ателье. А уж если в картине обязательно должна быть натура, то её снимают без актёров, в виде задней проекции. Видовой фильм демонстрируется на экране, находящемся среди других декораций, и играющие перед ним актёры «плывут в лодке» или «мчатся в авто» на фоне убегающего пейзажа (этой самой задней проекции). В лучшем случае ставится ещё вентилятор, чтобы не был забыт и «натуральный ветерок».

— Так, — говорит режиссёр. — Поехали!

Как же всё-таки делается фильм?

Если даже отвлечься от всей техники съёмки, мы с удивлением увидим, что фильм делается совсем не так, как представляет себе зритель. Зритель, например, думает, что актёры кино играют какое-то действие. Это одно из главных кинозаблуждений: на самом деле актёры играют только отдельные кадры, причём в произвольном порядке. Связное действие проявляется только под конец, при монтаже. Киноактёр — не носитель действия, он лишь носитель типа. Носитель действия — режиссёр. Киноактёры не произносят диалогов, а лишь отрывки, которые потом будут склеены в одно целое. Актёру редко приходится сказать больше одной фразы на протяжении одного кадра. Он никогда не может вжиться в роль, но лишь в тип, который надо пронести через несколько десятков или сотен отрывочных, не согласованных между собой сцен, каждая продолжительностью от полминуты до минуты. Игра киноактёра — это цветные камешки, из которых потом режиссёр складывает мозаику.

— Теперь, мадемуазель, вы должны вспыхнуть и сказать: «Нет, никогда!» — распоряжается режиссёр.

И актриса вспыхивает и восклицает: «Нет, никогда!»

— Стоп! — говорит режиссёр. — Отлично. Теперь дадим свет и начнём.

Через полчаса кадр отснят.

— А теперь, мадемуазель, молча заплачьте, — требует режиссёр.

И мадемуазель молча плачет.

— Стоп! — говорит режиссёр. — Дайте свет, и начали.

— Сто двадцать семь! — кричит юноша в свитере и хлопает хлопушкой перед самым носом у мадемуазель. Она молча плачет, и аппарат гудит.

— Стоп! — восклицает режиссёр. — Хорошо!

И съёмка продолжается. Может быть, сейчас будет сниматься сцена, в которой мадемуазель впервые увидит того, по ком она в кадре сто двадцать семь молча плакала.

— Сегодня дело шло отлично, — радуется режиссёр, когда к вечеру его, изнемогающего от усталости, едва не выносят на носилках из павильона. — Накрутили двадцать кадров!

А эти двадцать кадров на экране промелькнут за десять минут, да ещё зачастую большинство из них выбросят при монтаже. Такая уж это работа.

Поэтому расстаньтесь с иллюзией, будто обожаемая вами кинозвезда как-нибудь переживала те поцелуи, слёзы и пылкие взгляды, которыми она пленяет вас на экране. Куда там! Это были лишь номера кадров. Впрочем, если вы не хотите отказаться от иллюзий — тоже хорошо; зачем, в самом деле, смотреть на кино более критически, чем на многие другие человеческие поступки?

В мастерских и лабораториях

В кинематографии всё ещё много технически несовершенного, примитивного. Например, актёры играют, так сказать, «вручную», кустарно. Всё ещё не изобретена машина, которая сыграла бы скорее и экономнее. Но, видимо, придёт и это.