Как дела, дорогой Карл? Откровенные мемуары телохранителя Карла Лагерфельда - [7]

– квартале с репутацией разбойничьего притона. Так что она даст прикурить любому. В общем, они так включают-выключают, и в конце концов батя разбивает телевизор. И начинается замес. Мне кажется, что отец влепил пощечину матери. Кажется также, такое впервые. Мать говорит мне: «Не двигайся». Она собирает небольшую сумку, одевает меня и говорит: «Мы сматываемся». У нее ни машины, ни водительских прав. Отец хватает карабин и угрожает, что будет стрелять, если уйдем. Она в ответ: «Стреляй, если хочешь, но мы сматываемся». Я так и вижу, как мы с ней спускаемся с 7-го этажа. Нас заберет мой дядя Жан-Клод. Думаю, что мой дедушка по матери так ничего и не узнал об этом вечере – иначе батя был бы уже разорван на кусочки.

Позднее мать сказала мне: «Что бы ты ни сделал, ты всегда будешь моим сыном. Но не смей бить женщину».

Я унаследовал мамину дерзость и вычеркнул алкоголь из своей жизни.

В ту пору Мюгетт работала в транспортной конторе Sagatrans.

Насколько мне известно, батя был все-таки симпатягой. Образованным, с мозгами. Он много читал и неплохо играл на музыкальных инструментах. Он водил грузовик в компании Bétons de Paris. По всей видимости, он был весельчак и славный малый, но страшно напивался, когда встречался с друзьями. Случалось, что, упитый до белочки, он звонил моей матери, когда мы уже жили с отчимом.

Ему очень нравились машины, и он любил что-нибудь мастерить. Чтобы познакомиться с родителями моей матери, он поехал в Нормандию, где те жили, на древнем Citroën в две лошадиные силы. В нем не было сидений, и батя вел машину, сидя на ведре, а моя мать расположилась рядом на ящике с инструментами. Однажды он восстановил старый Jaguar и залил ему днище бетоном.

Иногда во время каникул я ездил к бабушке по отцовской линии, у которой была квартира в XII округе. Эта часть нашей семьи была более устроена в жизни. В 1978 году у них был загородной дом в Борде[31]. Говорят, мой дед принимал участие в нескольких акциях Сопротивления[32] и подрывал поезда. Он был инженером. Они приехали с Морвана[33], но, должно быть, имели глубокие южные корни – у отца была очень характерная внешность.

После того разбитого телевизора мы с матерью осели у ее родителей в Иври, на улице Веролло. Моя мать была смелой, современной, эмансипированной женщиной. Она много работала и была очень красивой. И я говорю так не потому, что я ее сын. Она на самом деле была похожа на Джей Ло, только чуть пополнее. Смуглая, с длинными и жесткими каштановыми волосами. Да, она не была стройняшкой – ну и пусть. В ее семье все плотно сложены.

Время от времени в доме бабушки и дедушки я виделся с батей и Лионелем, своим единокровным братом. Он родился еще до того, как отец и мать сошлись.

Бернар

В 2000 году я узнаю о смерти отца. Рак легких. Сообщение о его кончине застало меня, когда мы с Карлом находились в Биаррице. Именно Карл и побудил меня поехать на похороны. Я отнекивался, говорил, что это неважно, что почти не знал отца. Его звали Бернар. Он никогда не обращался к врачу, зато много курил и много пил. Однажды я навестил его вместе с Лионелем, тогда мне было лет 15. Батя был приветлив, но на меня это не производило впечатления. Этот человек ничего обо мне не знал. Не знал даже, учусь я еще в школе или уже нет. Однажды он подарил мне транзисторный приемник. Я специально упоминаю, что он был транзисторный, потому что тогда уже были актуальны более современные. Половина квартиры на 7-м этаже в доме с булочной принадлежала моей матери. Но ей было все равно. После развода она никогда не претендовала на алименты или что-то другое.

Карл признался мне, что не был на похоронах своего отца.

Peugeot цвета шампанского

Однажды мать забирала меня из школы у станции метро Порт-де-Баньоле на Peugeot 504 цвета шампанского. В салоне, отделанном кожей, за рулем сидел мужчина, похожий на Жака Месрина[34]. Так я впервые увидел того, кто станет моим отчимом. В машине есть телефон, но это радиосвязь через коммутатор с диспетчером транспортной компании, как в старых такси. Мюгетт повезло: она встретила непьющего и некурящего мужчину. Даже и не знаю, что еще о нем сказать. В памяти об отчиме у меня одни белые пятна.

Впахивая как лошадь, моя мать привела к успеху его фирму.

Сначала наше новое семейство обустраивается в Париже, на авеню Жана Жореса. Мы живем в башне на 14-м или 15-м этаже, в чем-то вроде двухуровневой квартиры. Мне вправду нравится здесь: на мой взгляд, все по-богатому. У меня своя комната, и теперь я хожу в школу в парке Бютт-Шомон. Он весь стал мне школьным двором. Мне кажется, в этой новой жизни все стало проще. Что это не жизнь, а каторга, я пойму позднее, переехав в Обервилье[35].

Когда в 2015 году Карл заболел, меня захлестнули тяжелые воспоминания. Будто вселенная огрела дубиной по затылку. Под этим она имела в виду примерно следующее: «Твои родители умерли от рака. Ты не позаботился о них. Так что сейчас будь любезен позаботиться о Карле – так, словно он твой родственник». Я вообще-то сентиментальный. Так сразу не скажешь, конечно. Но когда болела Мюгетт, я так переживал, что полез в бутылку и вел себя очень эгоистично. Только давай без сочувствия, ладно? Я знаю парней, родители которых умирали у них на руках.