Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными - [34]

Таким образом, понятие устойчивости производства имеет смысл рассматривать только в связке с технологической переменной, т. е. со способом производства. Поскольку английские экономисты, а за ними и неоклассическая экономическая наука, сконцентрировались на торговле, а не на производстве, они постепенно начали считать все виды экономической деятельности качественно одинаковыми. Теории производства, позднее присоединенные к этой общей англо-саксонской экономической традиции, стали рассматривать производство как процесс механического прибавления труда к капиталу — нечто вроде добавления воды в горшки с генетически идентичными растениями, растущими в идентичных условиях. В экономической науке развилось, по выражению Шумпетера, «плоское мнение, что двигателем капитализма является капитал». Считая источником роста капитал, а не технологии и новые знания, мы отправляем деньги в Африку, где еще нет обрабатывающей промышленности; при этом мы упускаем из виду, что этот капитал просто некуда инвестировать. 100 лет назад немецкие и американские экономисты поняли бы, что источник бедности Африки — это ее способ производства, т. е. неразвитость промышленности, а не нехватка капитала как такового. Как соглашались и консерватор Шумпетер, и радикал Маркс, капитал бесплоден без инвестиционных возможностей, а их создают только новые технологии и инновации. Кроме того, американские и немецкие экономисты 100 лет назад понимали эффект синергии: они знали, что только обрабатывающая промышленность позволяет стране модернизировать свое сельское хозяйство.

Стандартный учебник по экономике не учитывает того, что разные технологические возможности приводят к разнообразию видов экономической деятельности, а следовательно, не знает, что есть множество способов прибавлять капитал к труду так, чтобы получать прибыль. Первая промышленная революция произошла по сути в хлопковой промышленности. В странах, где не было хлопковой промышленности (т. е. в колониях), не было и промышленной революции. Важность промышленной революции признают все. Но теория торговли Рикардо пытается убедить нас, что если бы племена каменного века занялись свободной торговлей, они стали бы такими же богатыми, как промышленные страны. И я вовсе не пытаюсь сгустить краски. Как очевидно из слов генерального секретаря ВТО Ренато Руджеро, процитированных во введении, мировой экономический порядок после окончания холодной войны был сформирован именно по такой логике.

В попытке (неудачной) защитить свободную торговлю журнал «Foreign Policy»[81] опубликовал статью под названием «Торгуй или умри», где говорилось, что неандертальцы вымерли, потому что не занимались свободной торговлей. Когда неандертальцы существовали на Земле, люди еще не занимались торговлей. В лучшем случае она существовала на уровне ритуального обмена подарками между племенами[82]. Несмотря на это, экономисты настаивают, что нашим предком был обменивающийся дикарь, изобретение Адама Смита. Интересно, что в том же номере «Foreign Policy», в материале о ценах на билеты в кино, тон журнала резко меняется с возвышенного на будничный. В этой статье важность промышленного производства для благосостояния государства считается чем-то очевидным: «Вечерний поход в кино обойдется сравнительно недорого жителям стран, в которых развита промышленность» (р. 31).

Продолжая аналогию с поливом растения (труда) водой (капиталом), можно сказать, что стандартная экономическая наука совершенно игнорирует почву — среду, в которую надо добавлять воду для роста растения. Иными словами, она игнорирует контекст развития — исторический, политический и институциональный. Стандартная экономическая наука не учитывает ни очевидной сконцентрированности технического прогресса в любой момент времени, ни крайне неравномерного распределения «окон возможностей»[83] между разными видами экономической деятельности вследствие этой сконцентрированности, ни контекста, в котором происходит этот процесс.

С тех пор как немецкая историческая традиция и американская институциональная школа сошли со сцены, взгляд на производство как на истинный источник богатства, так называемый индустриализм, начал исчезать. Шведский экономист-институционалист Юхан Окерман объясняет, как было утрачено понятие производства экономистами любой политической ориентации — правыми, левыми и центристами. «Капитализм, право собственности, распределение доходов стали считаться основным содержанием индустриализма, а его неотъемлемые черты — технологический прогресс, механизация, массовое производство и их экономические и социальные последствия — были отодвинуты на второй план. Это произошло, вероятно, по трем причинам. Во-первых, экономическая наука Рикардо… стала теорией „естественных“ отношений, установленных раз и навсегда между экономическими понятиями (цена, прибыль, капитал и т. д.). Во-вторых сыграли свою роль периодические экономические кризисы, потому что непосредственные причины кризисов можно было найти в денежной сфере. Технологический прогресс, первоисточник роста и преобразования общества, потерялся за теоретическими связями между денежной политикой и экономическими колебаниями.