Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными - [121]

.

3. Работникам сферы традиционных услуг недостает рыночной власти, которую создает мастерство традиционных промышленных рабочих. Их становится все легче заменить «человеком с улицы».

4. Децентрализованная франшиза, заменившая централизованную собственность, размывает власть работников, потому что им приходится иметь дело с большим количеством работодателей.

Перечисленные факторы не дают работникам ресторана «Макдоналдс» добиться такой же рыночной власти, которой работники на заводе Форда пользовались как чем-то само собой разумеющимся. Этому способствует и недостаток политической воли, способной повлиять на размер минимальной заработной платы. В Соединенных Штатах в период высокого роста производительности (такого же, как тот, что мы наблюдаем сегодня) увеличение минимальной заработной платы в большой степени было вопросом политической воли. В Африке для него требуется куда больше, чем принять местное политическое решение, — требуется изменить основные правила глобальной экономики.

В сравнении с национальной экономикой отношения между промышленником и работником в глобальной экономике изменились кардинально. Любой капиталист понимает, что повышение зарплаты работникам — не такая уж проблема, если он уверен, что его конкуренты также поднимают зарплату своим работникам. Просвещенные капиталисты знают, что общий уровень зарплат увеличивает спрос на их же продукты, а следовательно, их потенциальную прибыль. В 1914 году Генри Форд принял решение удвоить зарплату своим работникам. Он сделал это потому, что его производственные мощности требовали, чтобы его собственные рабочие могли позволить себе покупать автомобили[257].

Отношение типа «мой работник — это еще и мой покупатель» сегодня не встречается, и это очередной отличительныйпризнак способа производства XXI века от фордизма прошедшего века. Китай и Вьетнам вошли на мировой рынок промышленных товаров благодаря тому, что платили работникам чрезвычайно мало. До Китая ни в одной стране не возникало сочетания стремительного технологического прогресса с таким малым ростом реальной зарплаты. Оно создает давление на зарплаты в сторону понижения повсеместно, от Мексики до Италии. Для покупателей из богатых стран это отличная новость, поскольку для них она означает низкие цены на товары. Действительно, пока их собственные зарплаты не начнут падать, новость будет хорошей. Недавно я получил письмо от известного американского историка экономики, работы которого цитирую в этой книге, и в постскриптуме значилось: «Мы когда-нибудь придем к выравниванию цен на производственные факторы, но кто сказал, что это выравнивание будет по верхнему уровню?»

Стратегии, которые успешно помогли разбогатеть странам «первого» мира, могут в условиях третьего мира не сработать. Выигрышной стратегией для производителей сырьевых товаров, в частности для крестьян, может быть обращение к нишевым продуктам высокого качества; успешные примеры использования такой стратегии — это итальянский пармезан и пармская ветчина. Вполне возможно преуспеть и в производстве сельскохозяйственных продуктов. Однако успешное производство сырьевых товаров всегда происходит при успешной промышленной экономике. Итальянские сыр и ветчина производятся в том же регионе (Эмилия-Романья), где автомобили «Феррари», «Ламборгини», «Бугатти» и «Мазерати». Вряд ли бедные страны, даже если они станут производить лучшие сырьевые товары в мире на нишевых рынках, сумеют тем самым поднять зарплаты своим гражданам. Исторически стремительный рост зарплат всегда связывали с профсоюзами, уравновешивающей олигополистической властью, которая возможна только в присутствии еще более олигополистической власти — самой промышленной индустрии. Нишевая стратегия не сработает, потому что в бедных странах нет профсоюзов, которые могла бы надавить на зарплаты в сторону повышения. Лучший в мире производитель брокколи на экспорт, живущий в Эквадоре, не может платить своим работникам достойную зарплату То, что мы называем экономическим развитием, по сути своей является рентой, которая создается при уравновешивании олигополистических сил промышленности и труда.

Тем не менее в странах, которым удается поймать взрыв производительности в какой-либо современной отрасли промышленности (как это удалось Ирландии с информационными технологиями и Финляндии с мобильными телефонами), происходит заметный скачок реальной зарплаты. Европа сама создала себе проблему, сначала деиндустриализовав восточноевропейские страны, а затем быстро интегрировавшись с ними. Получилось, что на собственном заднем дворе Европейский союз устроил локальную версию третьего мира с его безработицей и неполным использованием трудовых ресурсов. Однако по-настоящему серьезная проблема стоит перед странами, которые не достигли критического уровня деятельности с возрастающей отдачей, — это крупные области Африки, Латинской Америки и Азии.

Крайне низкие цены на международные перевозки и «смерть расстояний» мешают отстающим странам разбогатеть тем способом, которым страны богатели в 1850-1970-е годы. Скачок в передовую экономику услуг вряд ли сможет им помочь. Бедные люди, которые становятся богаче, прежде всего нуждаются в промышленных товарах. Продвинутая экономика услуг не возникает в обществе охотников и собирателей; для нее необходима синергия, сопутствующая только развитому промышленному сектору. Именно поэтому деиндустриализация — уничтожение сектора с возрастающей отдачей, которую проходят периферийные страны под руководством мировых финансовых организаций, является преступлением против человечества. Теперь эти экономисты создают модели, объясняющие, в чем они ошиблись. Однако пока этим моделям не придумали соответствующих практических рекомендаций, они способны лишь вывести на новый институциональный и наднациональный уровень то, что мы назвали «грехом Кругмана», — обладая необходимым лекарством, они запрещают применять его на практике.