Каирский синдром - [9]
Генеральша — дородная баба с гидроленными волосами, в ситцевом платье, источала пряный запах подмышек. Долго покупала в лавке гипюр, до изнеможения торговалась, а когда я пытался отойти, притягивала могучей рукой.
Впоследствии я всячески избегал таких поездок.
ВИЛЛА НАСЕРА
(февраль 71-го)
На второй день в офисе меня заставили отдежурить ночную смену вместе с офицером, на случай нужды в переводчике.
Первый раз в жизни я просидел у телефона до утра. Должен был брать трубку, представляться дежурным и записывать донесения.
К счастью, никто не позвонил.
Офицер был с перепою и проспал всю ночь, положив голову на стол.
Незаметно протекла эта ночь.
К пяти стало светлеть над Каиром, в небе поплыли грифы, потом из-за далеких барханов брызнуло солнце.
В офис ввалилась орава советских хабиров.
Я был свободен.
Выйдя из офиса, прошел метров сто. На главной улице, ведущей в Гелиополис, заметил небольшую виллу за бетонным забором.
В распахнутые ворота было видно, как женщины в черных платьях садились в автомобиль, а люди в военной форме загружали багаж. Еще несколько накачанных детин в европейских костюмах стояли по периметру.
Мальчишка, продающий жареные арахисы — фуль судани, — сказал мне:
— Мистер, здесь жил великий раис!
Неужто Насер? Показалось, я увидел его грустную усмешку в небе. Насер умер всего полгода назад, но пустота быстро затягивается.
Насер, ты паришь в небе, в синем безоблачном небе, с грифами — над Гелиополисом, пока твоя семья спокойно пакует багаж, а накачанные охранники стоят у входа.
Эй, Насер, ты больше не лидер арабского единства!
Садат пришел тебе на смену.
А все ли египтяне любят Насера? Начитавшись советской прессы, я не сомневался в том, что любят.
О Насере я спросил шофера каирского такси.
Он нажал на газ и выругался:
— Яхраб бейтак! Да этот негодяй, собакин сын Абдель Насер! При короле Фаруке десяток яиц стоил два пиастра, сейчас — в десять раз больше. Все эти президенты — собакины дети. Вот монархи — хорошие, они всюду хорошие! Посмотри на страны Залива, на Иорданию. А президенты-социалисты разрушают нашу жизнь!
Народные представления о справедливости повсюду одинаковы. Ушедшая эпоха кажется хорошей или плохой, сообразуясь с бытовыми деталями. А что до идеологий, то они для шибко продвинутых.
Старик-немец сказал мне как-то:
— При Гитлере мы жили очень хорошо. Цены на пиво и колбасу не поднимались.
То же в России: при Сталине поезда ходили по расписанию. Во времена Брежнева колбаса стоила 2,20, а при царе-батюшке за 10 рублей можно было корову купить.
It's the economy, stupid!
КАИР — ПЕРВЫЕ ДНИ
(февраль-март 71-го)
Квасюк поселил меня в пансионе «Дахаби», что в Гелиополисе. Это хороший район, как Арбат в Москве. Старая покосившаяся вилла со следами колониальной роскоши затерялась в переулке рядом с площадью Рокси. Грузный бауаб (консьерж) провел меня в квартиру на первом этаже.
Там было темно, деревянные ставни закрыты, как принято в Египте.
Поставил чемоданчик. Распахнул окна. Осмотрелся: яркие лучи солнца затопили комнату, осветили колониальную мебель — этажерки, столики для чая, кресло. На книжной полке — романы на английском 30-х — 40-х годов. Запомнил тисненный золотом корешок на английском: Перл Бак: «Земля».
Испытал чувство давно забытого и вновь узнаваемого. Это чувство не раз посещало меня в Египте.
В том же пансионе «Дахаби» мне явился во сне британский солдатик, который жил в Каире в 42-м и погиб в пьяной драке на улице Пирамид.
С грохотом ворвался сосед по квартире, лейтенант Женя Крахмалев:
— Ты кто? Ты почему? Ты здесь?
И тут же, не дожидаясь объяснений, предложил купить у него фотоаппарат «Зенит» — всего за 20 фунтов.
— Он новый! Здесь на базаре стоит 40!
— Зачем он мне?
— Каир будешь снимать.
Но я засомневался. И был прав. За 20 фунтов с небольшим я купил вскоре часы «Ориент». А Каир пару раз снял допотопной «Сменой».
Женя достал фотографию невесты — стюардессы на теплоходе «Шота Руставели» и застонал:
— И этого человечка, такого близкого, такого родного, хочется прижать!
Обычный казарменный бред, коему свидетелем я был не единожды: советские военные — как дети.
Женя действительно женился на стюардессе, но через пару лет развелся: его переманила корректорша по прозвищу Белка в «Воентехиниздате» на Красносельской улице.
Судьба Жени, как и многих виияковцев, оказалась незавидной: распад СССР сделал профессию военного переводчика ненужной. Многие из них пошли челночить по Ближнему Востоку, разбрелись по далеким странам и регионам. Самый известный — Виктор Бут — попал в американскую тюрьму.
Первая ночь в пансионе «Дахаби»: я лег, долго не мог заснуть, наконец забылся туманным, тяжелым сном.
Что-то заставило меня проснуться. Открыл глаза и истошно закричал не своим голосом: на плече сидела большая черная крыса и терла лапками мордочку.
Вскочил, но крыса, опередив меня, была уже в коридоре. Я гонялся за ней по всей квартире, пока она не забежала в ванную. Я закрыл дверь ванной, схватил швабру и начал колотить по стенам. Крыса вертелась, как мотоциклист по вертикальной стене. Так продолжалось минут двадцать. Я почти добил крысу, когда она ускользнула в вентиляционную трубу.
Тексты, вошедшие в книгу известного русского прозаика, группируются по циклам и главам: «Рассказы не только о любви»; «Рассказы о гражданской войне»; «Русская повесть»; «Моменты RU» (главы нового романа». Завершает сборник «Поэтическое приложение».«Есть фундаменты искусства, которые, так сказать, не зависят от качества, от живописания, но которые сообщают жизнь, необходимую вибрацию любому виду творчества и литературе. Понять, что происходит, — через собственную боль, через собственный эксперимент, как бы на своей собственной ткани.
Дмитрий Добродеев, востоковед и переводчик, финалист премии Русский Букер, в конце 80-х волею случая угодил в пролом, образовавшийся на месте ГДР, и вынырнул из него уже в благоустроенном Мюнхене – журналистом Русской службы новостей радио “Свобода”. В своем автобиографическом романе “Большая свобода Ивана Д.” он описывает трагикомические перипетии этого “времени чудес”, когда тысячи советских людей внезапно бросали работу, дом, даже семьи и пускались в опасный бег – через плохо охраняемые границы на Запад, к новой жизни.
В книгу финалиста Букеровской премии — 1996 вошли повести "Возвращение в Союз", "Путешествие в Тунис" и минималистская проза. Произведения Добродеева отличаются непредсказуемыми сюжетными ходами, динамизмом и фантасмогоричностью действия, иронией и своеобразной авторской историософией.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.