Каирский синдром - [2]
Не повествуй — показывай.
Новый русский минимализм signé Добродеев стал для меня одним из самых значительных побочных эффектов «главной катастрофы XX столетия». Я мгновенно возвел «пишущего пробелами» автора к дорогим мне американским именам: Буковски, Карвер, Тобайес Вольф, Тим О’Брайен, Бэрри Ханна и прочим, еще более «минимальным» мастерам, перечислять которых не вижу смысла, — ряд в смысле toughness-крутизны не менее маскулинный, хотя уступающий нашему автору в смысле культуры, и не той, что «мульти», а общей — мировой.
При всем респекте к центробежным «почвенникам» мне всегда были дороже экспансионисты — беглецы из монокультур, взломщики границ, пионеры и открыватели миров. «Тревожная ночь в Наср-сити, 6. Дует, завывая, ветер с пустыни. Песчинки проникают сквозь ставни и рамы, скрипят на зубах. У военного переводчика назревает религиозное состояние. Хочется молиться. Скажите, ночные призраки! Скажите, ангелы-хранители, души атлантов и первых схимников пустыни! Почто мы суетимся в северных широтах?»
Уместно вспомнить, что одним из первых энтузиастов его прозы был Андрей Битов, прошедший свой крестный путь и по периметрам Большой зоны. Выражая обложечные восторги, чувствовал ли автор «Уроков Армении» метафизическую природу нового нарушителя? В этом смысле «Каирский синдром» еще более «урок»: там, в Зоне, все же было среди своих, христиан не только отпавших, но и восходящих.
Здесь — опыт трансгрессии межконфессиональной. Сокрушительной, хотя не безнадежной для гяура. «Как сказал Рембо, поклонения богам больше нет. Оно ушло, оставив нас наедине с собой. Но там, в египетской пустыне, я слышал отголоски ушедшей веры.
Эхо эха».
Но главное — берущей прямо за сердце.
«Будь осторожен в Египте, сынок! Не пей воду из Нила, не ешь рыбу из Нила. И, главное, не ходи по местным блядям — шармутам. Получишь триппер, сынок. Tu auras le chaude-pisse, mon fils».
Вот кто внутри себя услышал французский голос старого грека-аптекаря, тот прошел экзамен на дальнейшее погружение в эту многослойную, но на всех своих уровнях щепетильно-честную книгу, где ни разу не прозвучат слова из тех, что я себе позволил.
Хотя чем неблагозвучно «сущностное» существительное Богооставленность?
Добродеев писатель экстремальный во всех смыслах эпитета. Запредельность манит нас с вами тоже. Но здесь есть сила и кураж, чтобы, пардон май Френч, passer à l’acte.
Каирский синдром
Кто испробовал воду из Нила,Будет вечно стремиться в Каир.Н. Гумилев
ПРОЛОГ
(Мюнхен, 28 февраля 2010 г.)
— Переводчик, ты влип!
— Кто, я, почему?
— Ты сейчас же покинешь расположение части!
Я вижу страшные глаза подполковника Мордовина и молю его:
«Пожалуйста, не высылайте меня из Египта»!
В ответ громкий хохот офицеров:
— Ну Жора, ну дает! Пытается разжалобить.
Понимая, что все бесполезно, я собираю чемоданчик и покидаю командный пункт ПВО. В душе отчаяние: «За что высылают? Я так люблю Египет! Это солнце, эту пустыню, этот обжигающий кофе „масбут“. Я не хочу назад, под тусклое московское небо»!
Советский газик-«козел» увозит меня из части, вокруг пустыня, мальчишка-араб на ослике машет мне рукой.
Прощай, Египет!
Какой сейчас год?
1971-й? 1972-й?
Есть СССР? Нет СССР?
Кадры скачут.
Отчаянным усилием открываю глаза: что это, сон?
Понимая, что больше не засну, подхожу к окну.
Мюнхен застыл в утреннем морозном тумане. Вдали виден силуэт Мариенкирхи. Немцы начинают заводить машины и разъезжаются кто куда. Тротуары чистят унылые турки. В воздухе запах кофе и свежих булочек.
Этот город засыпает в 10 вечера, а в 6 утра уже на ногах.
Здесь все нормально, размеренно, аккуратно.
Я в Германии уже 20 лет.
Люблю ли я свою новую жизнь? Не знаю. От Советского Союза меня отделяют горы времени.
Где я? Что я? Почему я здесь?
Хочется ущипнуть себя за ухо. Хочется вернуться к истокам, чтобы понять, почему вышло так.
Это непросто. Слишком длинная история. А в ее исходной точке — Египет.
Я вижу: Москва, 71-й год.
Но лучше сначала.
КОМАНДИРОВКА
(Москва, 28 февраля 1971 г.)
Хмурая, холодная столица СССР. У здания Главпура на Гоголевском бульваре топчется группа людей в кургузых пальтишках и шапках-ушанках. Курят «Яву», «Приму», «Север». Это советские военспецы. С ними я — 20-летний переводчик-арабист.
Нас грузят в автобус, везут в «Шереметьево», сажают на спецборт «Ил-18». Сопровождающий офицер пересчитывает всех по головам, дает отмашку:
— Команда в сборе, поехали!
Курс — Каир.
Ночное пространство вдоль Кавказа, Малой Азии, Средиземного моря — безлюдное и темное. Прощупываемое радарами дальнего слежения. Изломанная линия холодной войны. Где-то под крылом проплывают Турция, Кипр.
Я думаю, как все же надоела монотонная советская жизнь, водка с салатом оливье и бесконечные разговоры о духовном. Как хочется вырваться на древнюю землю Востока, о которой я знал лишь по книгам. Уж лучше слушать по утрам рев ишака, чем гимн Советского Союза…
А теперь помолчите, товарищи!
Приглушенно шумят турбины, самолет идет на снижение, в иллюминаторе возникают огни гигантского города.
Здравствуй, Каир!
Сходим с трапа. Все непривычно: аромат ночных трав, гортанные крики носильщиков, теплый ветер. Прямо на поле — короткая перекличка, погрузка в автобус и размещение в общежитии для советских специалистов — хабиров.
В книгу финалиста Букеровской премии — 1996 вошли повести "Возвращение в Союз", "Путешествие в Тунис" и минималистская проза. Произведения Добродеева отличаются непредсказуемыми сюжетными ходами, динамизмом и фантасмогоричностью действия, иронией и своеобразной авторской историософией.
Тексты, вошедшие в книгу известного русского прозаика, группируются по циклам и главам: «Рассказы не только о любви»; «Рассказы о гражданской войне»; «Русская повесть»; «Моменты RU» (главы нового романа». Завершает сборник «Поэтическое приложение».«Есть фундаменты искусства, которые, так сказать, не зависят от качества, от живописания, но которые сообщают жизнь, необходимую вибрацию любому виду творчества и литературе. Понять, что происходит, — через собственную боль, через собственный эксперимент, как бы на своей собственной ткани.
Дмитрий Добродеев, востоковед и переводчик, финалист премии Русский Букер, в конце 80-х волею случая угодил в пролом, образовавшийся на месте ГДР, и вынырнул из него уже в благоустроенном Мюнхене – журналистом Русской службы новостей радио “Свобода”. В своем автобиографическом романе “Большая свобода Ивана Д.” он описывает трагикомические перипетии этого “времени чудес”, когда тысячи советских людей внезапно бросали работу, дом, даже семьи и пускались в опасный бег – через плохо охраняемые границы на Запад, к новой жизни.
Во втором томе Собрания сочинений Игоря Чиннова в разделе "Стихи 1985-1995" собраны стихотворения, написанные уже после выхода его последней книги "Автограф" и напечатанные в журналах и газетах Европы и США. Огромный интерес для российского читателя представляют письма Игоря Чиннова, завещанные им Институту мировой литературы РАН, - он состоял в переписке больше чем с сотней человек. Среди адресатов Чиннова - известные люди первой и второй эмиграции, интеллектуальная элита русского зарубежья: В.Вейдле, Ю.Иваск, архиепископ Иоанн (Шаховской), Ирина Одоевцева, Александр Бахрах, Роман Гуль, Андрей Седых и многие другие.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Статья из цикла «Гуру менеджмента», посвященного теоретикам и практикам менеджмента, в котором отражается всемирная история возникновения и развития науки управления.Многие из тех, о ком рассказывают данные статьи, сами или вместе со своими коллегами стояли у истоков науки управления, другие развивали идеи своих В предшественников не только как экономику управления предприятием, но и как психологию управления человеческими ресурсами. В любом случае без работ этих ученых невозможно представить современный менеджмент.В статьях акцентируется внимание на основных достижениях «Гуру менеджмента», с описанием наиболее значимых моментов и возможного применения его на современном этапе.
Статья из цикла «Гуру менеджмента», посвященного теоретикам и практикам менеджмента, в котором отражается всемирная история возникновения и развития науки управления.Многие из тех, о ком рассказывают данные статьи, сами или вместе со своими коллегами стояли у истоков науки управления, другие развивали идеи своих предшественников не только как экономику управления предприятием, но и как психологию управления человеческими ресурсами. В любом случае без работ этих ученых невозможно представить современный менеджмент.В статьях акцентируется внимание на основных достижениях «Гуру менеджмента», с описанием наиболее значимых моментов и возможного применения его на современном этапе.
Дневники М.М.Пришвина (1918–1919) зеркало его собственной жизни и народной судьбы в тягчайшие для России годы: тюрьма, голод, попытка жить крестьянским трудом, быт двух столиц, гражданская война, массовые расстрелы, уничтожение культуры — и в то же время метания духа, любовь, творчество, постижение вечного.В ходе подготовки «Дневников» М.М.Пришвина ко второму изданию были сверены и частично прочитаны места текста, не разобранные или пропущенные в первом издании.