Кафе «Ностальгия» - [65]

АНДРО. Скажи, у тебя что, с мозгами не в порядке, да?

МОНГИ. У нее нет м-м-мозгов, она же с-с-сказа-ла, что она г-г-голубь.

АНДРО (удивленно). Однако сдается мне, что вы стали очень похожи друг на друга. (Он показывает на девушку и Монги.)

ГРУСТЬ-ТОСКА. Мудрецы говорят, что когда влюбляешься в кого-то, то начинаешь подражать объекту своей любви, а потому становишься на него похожим. (Поглядывает кокетливо на Монги, тот даже не понимает, в чем дело.) Ну, так вы идете этой ночью на вечеринку с Вилли?

МОНГИ. Если бы т-т-ты была г-г-голубем, то тебе не нужен б-б-был бы билет этой лотереи и никакого д-д-другого средства п-п-передвижения, т-т-тебе бы даже ходить не п-п-пришлось, ты летала бы.

ГРУСТЬ-ТОСКА (иронично). Малыш, я летаю в душе; я зяблик с парижской площади, с почтовой открытки… А что мы делаем сейчас? Почему мы не играем в потерпевших кораблекрушение, когда на горизонте появляются корабли, целая куча кораблей, танкеров? Почему мы не орем во весь голос, хотя нас не слышат? Какого хрена никто в этом мире нас не слышит? Этот остров – кусок дерьма: нас никто не слышит! Монги, чего ты не кричишь, давай кричи этим глухим со всего света, этим воображаемым кораблям: эй, мы здесь, на этом умирающем острове, эй, помогите нам, эй, на кораблях, плывите сюда, эй, парни, не будьте сволочами, еще миг, и мы погибнем, а вы, команда педерастов, даже не узнаете, да им и не интересно знать, да пусть катятся куда подальше, скажете вы, – ну, давайте же играть, чего бояться. Мы не заразны, а если и заразны, то не очень сильно!

Парни в порыве веселья присоединяются к ней, они вскакивают на парапет, бегают по нему из стороны в сторону, прыгают, машут пустому горизонту, где сходятся воедино небо и земля. Затемнение.

Натура. Вторая половина дня. Японский сад за рестораном «1830». В одной из пустых обезьяньих клеток болтают Грусть-Тоска и Самуэль.

ГРУСТЬ-ТОСКА. Малыш, почему Монги не ощущает потребности во мне? Я создана для тысячи вещей: добывать еду, например. Когда захочу, я могу быть очень полезной. Люди верят мне, потому что я складно говорю, ведь я много читаю. Я читаю много всякой дряни, читаю и не понимаю там ниче… ни черта, но, по крайней мере, вижу написанные слова. Почему этот мальчишка не разрешает мне быть рядом с вами?

САМУЭЛЬ (ковыряя палкой в земле). Ему напророчили, что наше путешествие не имеет конца. Нам всем здесь требуется психиатр.

ГРУСТЬ-ТОСКА А кому нужен конец? Несомненно, родители Монги в разводе, должно быть, это сказалось на нем. У него травма, и потому он заикается. У меня тоже травма. Это не так уж и плохо, меня прикалывает быть «травмированной». Когда я в ладах с памятью, мне становится нужен мой папа. Что плохого в том, что он уехал, правда ведь? И здорово: одновременно желать кого-то видеть и не иметь такой возможности; и после стольких лет, когда я снова встречаю его, я сразу забываю, что кляла его, забываю все, что вытерпела без него… В конце концов, мне все равно. А тебе есть кого ругать?

САМУЭЛЬ (задумчиво). Родителей. Я рос у бабушки.

ГРУСТЬ-ТОСКА (грызя ногти, трагично). Они погибли в автокатастрофе?

САМУЭЛЬ (уходя от ответа). Ну, так или иначе… Он умер, она жива. Я никогда не хотел ее видеть можно, конечно, ее ругать… Но я предпочитаю не касаться этой темы.

ГРУСТЬ-ТОСКА. Теперь-то я понимаю: здесь никто не хочет «касаться этой темы». Эта тема относится к тем, кто умирает, кто исчезает, кто уезжает.

Самуэль смущенно соглашается.

ГРУСТЬ-ТОСКА. Мне так хочется спать, хотя в этот час мне больше нравится заниматься любовью, но божественным созданиям запрещено… Ах, у меня такое страстное желание поддаться искушению, не быть такой непробиваемой… У меня колет в спине, почеши-ка.

Самуэль скребет сучком по спине девушки, та млеет и вдруг неожиданно поворачивается и целует его.

ГРУСТЬ-ТОСКА. Всего лишь небольшой обман. Эй, знай же, что я Кубинская Сивилла, родственница Кумской Сивиллы,[196] внимай, я прорицаю: в двухтысячном году мы все будем очень счастливы, у нас будет вдоволь еды. Мы постареем, но нам будет очень хорошо. Наконец мы сможем открыто смеяться. У нас с Заикой будут дети, они будут заикаться и ходить задом наперед. Они у нас будут, но если бы ты был свободен, ну…

Затемнение.

Меня охватило еще большее сомнение. Но сомнение ли это было, а может, неприятие фактов, неприятие очевидности? Нет, до сих пор мои чувства все еще были закупорены и разбросаны в разные стороны, словно капсулы, одни из которых были набиты ватой, другие – грязью. Мне никак не удавалось побороть предчувствия. Я не хотела читать дальше, но невеселый дневник недавно поселившегося соседа притягивал меня.

Натура. Вторая половина дня. Малекон. Башня японского сада ресторана «1830». Самуэль и Андро, расположившись на камнях, созерцают город, сидя спиной к морю. Чуть дальше целуются Монги и Грусть-Тоска.

АНДРО. Гляжу, ты расстроен, брат. Что за идиотский день! У меня предчувствие, что мы никогда не доберемся до острова – сколько всего случилось на таком коротком пути. Мы уже исчерпали энергию приключений.

САМУЭЛЬ (смотря недоверчиво на парочку Монги – Грусть-Тоска). На островах без приключений не обходится. Так говорят, я это вычитал в одном учебнике по политической географии.