Кафа (Закат Земли) - [15]
Я хитрый, подумал Хипподи, коснувшись клейкого листочка кончиком языка.
Я постигаю многое, умно подумал Хипподи. И еще раз провел кончиком языка по нежным, едва заметным прожилкам. Хранитель бездны благоволит мне. Это ничего, что земля снова и снова содрогается. Это ничего, что ночью мохнатые снова приходили и обильно мочились на каменный сапог Шамаша. В конце концов, в пирог можно запечь и размятый листочек с дерева радости. Тогда кормчие и вожди победителей будут радостно смеяться, глядя на свои отчетливые отражения в медных кофейниках, неистово радоваться восходу солнца над островом, потеть, молодея с каждым часом, с гуканьем и писком требовать грудь кормилицы. И если серые триремы все же войдут в бухту, катапульты обрушат на победителей новую порцию глиняных горшков с говном, активно продуцированным из лежалых мидий и тухлых морских ежей.
Лишь бы не подвели гончары.
Листочки в Пирамиде на ощупь были влажные и холодные. Да и какими они могут быть, если корни древних деревьев сосут только холод и тьму, ничего больше. Правда, из этих тьмы и холода с огромной силой выявляются радости и печали, как при вспышках взлетающего металлического яйца вдруг выявляются полуразрушенные стены Полигона. Год назад жрец Таху в присутствии самого Хранителя бездны твердо пообещал: «Если ты, Хипподи, доставишь нам белый порошок еллы, который сыпется, как песок, но сохраняет приданные ему формы, ты получишь двух рабов. И белого, и черного. Обоих сразу. Приведи в Большой храм критянина, обещавшего порошок еллы. Этот порошок насквозь прожигает ладони, и светится в темноте. Когда мы смешиваем порошок еллы с нашими веществами, мы получаем новую силу для летающих машин. Нам нужна новая сила. А ты, Хипподи, получишь сразу двух рабов — черного и белого. И у обоих будет душа, как ты хочешь. Ты мог бы и сэкономить — купить раба-скамеечку без души, но кто знает, как поведет себя раб-скамеечка, совсем утеряв чувства. Уж лучше переплатить. Тогда можно неторопливо вести с рабами разные беседы, спрашивать, например, кем они были в прежнем свободном мире. Правда, в этом каких-то особенных тайн нет. Черный, наверное, сидел на пальме и ел фрукты, а белый — обрабатывал посевы и задумывался над будущим. Никаких особенных тайн. Это в нашем мире все перепутано, как ветки деревьев радости и печали. Имея двух рабов, Хипподи можно мирно проводить время на площадке Большого храма, гулять по набережной. А еще мы критянина тебе отдадим. У критянина черные глаза, как оливки, поэтому за ним нужен особый присмотр: кто знает, не соответствует ли цвет души цвету глаз? Хотя почему у черного человека душа непременно черная?»
Листочек маленький, клейкий, неизвестно, с какого дерева.
Можно, конечно, спуститься вниз и войти в Пирамиду духов.
Там первичная тьма, в которой свет еще даже не создан. Осторожно ощупывая стволы деревьев, можно понять, наверное, какое из них ввергает в печаль, а какое веселит, — но вдруг во тьме закряхтит ночная пужанка? Даже свободные люди обмирают от ее кряхтения. Неизвестно, что ночная пужанка делает в вечной тьме, может, тьма ее и порождает, но кому вообще известно, что мы делаем в этом мире, все время умножаемом на четыре, и почему Хранитель бездны смотрит только в море?
«Я — вчера. Я знаю завтрашний день».
Хипподи радовался. Он сладко всем языком провел по клейкому листочку, чувствуя легкое электрическое покалывание, а потом осторожно налепил листок на камень в глубокой трещине, куда даже мохнатые не догадаются заглянуть, а зверям там делать нечего. Разве что рептилия или ночная мышь заберутся. Но зачем рептилии или ночной мыши радость или печаль? В их смутной жизни и без того все слишком смутно, и они никогда не знают, весело им или грустно.
Хипподи прислушался.
По тропинке явно взбирался человек.
Пахло крепким потом, больше ничем, значит, человек явился не с трирем.
Да и всех одежд на человеке было — тонкий плащ, который носят критяне. В такую жару проще взбираться по узким тропинкам в набедренной повязке и в головном платке, но этот забросил полу белого тонкого плаща за левое плечо и громко сопел от прилагаемых усилий. Он ничего не видел, не чувствовал, он только торопился. И, пропустив его, Хипподи угрожающе произнес: «Не оборачивайся! Молчи!»
Пришелец остановился: «Почему нельзя?»
«Если обернешься, я ударю тебя ножом».
«Разве мы встречались? Я тебя знаю?»
«Есть у тебя оружие?»
«Критский нож».
Хипподи нисколько не боялся пришельца.
Он даже спросил: «Ты любишь отвечать на вопросы?»
Пришелец ответил: «Нет».
«Тогда стой, где стоишь, — разрешил Хипподи. — Если обернешься, у тебя пропадет голос, отнимутся ноги, ты будешь проклят всеми богами, а великий бог Шамаш, Хранитель бездны, доведет тебя до полного разора и безумия, если у тебя есть что терять, и если у тебя есть ум».
«Ты — Хипподи», — произнес пришелец.
И обернулся. Поборол страх. И влажные его глаза блеснули: «Я обещал придти. И пришел. Но очень устал. Дашь мне лизнуть палец?»
«Лизни», — важно, но без жадности разрешил Хипподи.
Он видел, что критянин испуган, что он устал, и знал, что сейчас критянин отойдет.
