Кадры для будущего - [14]

– Вы пришли в «Родину» еще в 2004 году.

– Сразу после депортации.

– Осенью 2004 года у вас была первая акция около здания ЕС?

– Это была еще даже не моя акция, я там приглашенным был. Она была сделана как бы в «мою честь».

– Соответственно времени было достаточно, целый год.

– Заняться молодежью меня попросили только где-то в начале 2005 года.

– После скандала с Олегом Бондаренко?

– Да. После того как в молодежном движении – если это можно движением называть – в молодежной группе нарисовался некоторый кризис, меня попросили поработать антикризисным менеджером, и мне это удалось, как ни странно. Об этом, может быть, когда-нибудь потом расскажу. Точнее, мне это удавалось буквально до последних пяти минут перед тем, как кризис должен был разрешиться, но за пять минут до него группа молодых людей решила, что кризис – это самое удобное положение в нашей жизни, это позволяет постоянно выходить в медиапространство, давать объяснения, разъяснения.

– И пиариться.

– Конечно.

– Но не работать.

– И это тоже, чего уж скрывать.

– Да, это проблема СМ «За Родину!». Я очень хорошо отношусь и к Сергею Шаргунову, и к Олегу Бондаренко, но мне кажется, что это желание вечно пиарить себя превратилось для организации в проблему.

– Вы знаете, я бы даже сказал, что это проблема системная, потому что это касается не только Сергея и Олега, а вообще нашей молодежи, которая в политике работает. То есть это некое сообщество молодых людей – мы часто видим их за одним круглым столом или на одном маленьком теплом полуострове, – это люди, у которых несколько нарушено мировосприятие. Они считают, что если о каком-то их шаге заявлено в медиапространстве, то этот шаг уже сделан. Я считаю, что наоборот, должен быть сделан шаг, и если он заслуживает того, он должен присутствовать в медиапространстве. Помните «архивных юношей» начала XIX века? А это – «медиаюноши» в политике.

– Сами они называют себя медиакратами.

– Ну насчет «кратов» – это завышенная самооценка.

– Они имеют в виду, что верят в медиакратию.

– Да, конечно. Это молодые люди, которые принципиально живут в медиапространстве, а поэтому – в виртуальном мире.

– А если их лишить этого наркотика?

– Я надеюсь, что они смогут заняться чем-нибудь другим.

– Это не будет трагедией для них?

– Для кого-то будет, думаю, уже «ломка». Это действительно наркотик, когда день начинается в поисковых системах с «себя любимого», и если «меня» там сегодня нет, то день прожит напрасно. Думаю, что это проблема, которую надо решать. Потому что если мы таким образом будем выстраивать виртуальную политику или «политику виртуального», то там-то мы ее построим, но никакого отношения к нашей жизни здесь, в офлайне, это иметь не будет. Вместо того чтобы, имея пусть ограниченный, но более или менее внятный ресурс партии «Родина», вместо того чтобы строить организацию...

– Как ограниченный? Есть целый РАПОС, работай не хочу!

– Давайте скажем так, что РАПОС и молодежная «Родина» – это разные вещи. Молодежная «Родина» – это маленькая камерная структура, я имею в виду Союз молодежи «За Родину!». В данном случае я говорю не о структурном разделении, РАПОС – это вообще-то одна из системообразующих организаций для «Родины», и РАПОС являлся одним из аргументов, почему молодежное движение в «Родине» не появлялось долгое время: зачем, у нас партия молодая, у нас РАПОС, десятки миллионов студентов за нашими спинами стоят. Когда партия дозрела до того, что надо молодежную тему формулировать как-то, соответственно в лицах, взаимоотношения с РАПОС уже налаживались, в принципе, скажем так, «договорные». Но миллионов не оказалось.

– То есть РАПОС – не операбельная структура для партийцев «Родины», с ней нельзя было работать как с массовой?

– Да, совершенно верно, и по вполне определенной причине. Дело в том, что в РАПОСе объединено студенчество, которое по определению замкнуто на себя. Это студенчество можно было приглашать к политическому действию, только если предложить им мотивацию в их замкнутом мире. Студенчество – вообще тяжелейшая категория в политике. И, кстати, одна из групп риска в нашей стране это ректорат, потому что студенческая молодежь – ресурс для бунта, удобный, выгодный. Он двукратно манипулируем – не только идейно, но и при помощи зачетной книжки. С другой стороны, на непосредственное живое политическое действие студента подвигнуть невероятно трудно, потому что у него абсолютно другие жизненные приоритеты.

– От теории к практике. Причина, по которой вы ушли из Союза молодежи «За Родину!» и почему вы пришли к «Местным», понятна.

– Точнее будет сказать так: я не оттуда ушел, а сюда пришел. К тому же речь должна идти не о Союзе молодежи «За Родину!». После того как Сергей Шаргунов с компанией утвердились в СМ «За Родину!», я сказал, что этими людьми я заниматься не буду, просто потому, что не хочу нести за них ответственность. Поскольку они, собственно, лишили меня механизмов влияния на принятие ими решений, нести за них ответственность я не собирался. А вся та группа молодых людей, гораздо более значительная, чем в Союзе молодежи «За Родину!», которая не хотела, в свою очередь, участвовать в этих играх, была мной организована в некую протоструктуру под названием «Молодая Родина», и вот 90 процентов акций, которые были проведены за последние более чем полгода, весенние все, сейчас, во время кампании, все эти пикеты и так далее – это все делала «Молодая Родина», которая приписана к московской организации партии «Родина» и базируется там.