Кадон, бывший бог - [2]
Что ж, он оказался прав. То, что наш остров называется Гефиона, мы тогда не знали. Или: я-то знал, но остальные семнадцать человек – нет.
Пожалуйста, представьте себе – тут я прошу особого внимания ко всему описываемому, чтобы вам стали по-настоящему ясны все необычайные, чрезвычайные, выходящие за рамки любых представлений сложности нашей тогдашней ситуации, – представьте себе кресло со спинкой и подлокотниками совершенно гигантских размеров, по самое сиденье утопленное в воде, причем вода эта, как уже упоминалось, была зеленой, ледяной и медленно колыхалась, как масло, отливая то черным, то мертвенно-белым. Так выглядел остров Гефиона с этой стороны. Оба «подлокотника», левый немножко выше правого, высотой примерно двести – двести пятьдесят метров, круто обрываются в море. Верхние концы «спинки» (из которых на этот раз правый выше левого), имеют в высоту где-то две тысячи метров и, судя по всему, заросли льдом сверху донизу, хотя в точности этого нельзя было определить, потому что обе вершины покрыты туманом. Перед нами, оказавшимися, так сказать, на «сиденье» кресла, простиралась обширная, покрытая галькой равнина, постепенно возвышавшаяся и переходившая в «спинку» упомянутого кресла, объединявшую обе вершины на высоте метров девятисот. Или: представьте себе кафедральный собор с двумя остроконечными башнями, а спереди у него две низкие пристройки, вроде лап дракона, свешивающихся прямо к воде, – в общем, как-то так.
Определение «негостеприимный» по отношению к этому острову – более чем комплимент. Ветер набрасывался на него, будто пытаясь сдуть. Уцелевшие дамы судорожно вцепились в его скалистые блоки. Хотя им это в конце концов нисколько не помогло.
Или вот: двузубая вилка, высунутая из океана каким-нибудь подводным великаном. Для потерпевших кораблекрушение это, конечно, выглядело устрашающе, тем более что остров и так не лучился гостеприимством. По крайней мере с этой стороны; что было с той стороны, мы просто не знали. Здесь, на этой стороне все было серым. Темно-серым, светло-серым, мышиным, пыльным, пепельным, сероватым, хероватым, и даже зелень, белизна и голубизна, которых там и так было мало, отливали, если можно так выразиться, все тем же серым. Лишь чернота никому не уступала своего первенства, да еще иногда проблескивала желтизна над горизонтом. Нельзя было сказать, что пейзаж вселяет надежду когда-нибудь порадоваться голубизне неба.
Берег крутой, настоящий обрыв, и под ним ни пляжа, ни отмели, простирающихся хоть на сколько-нибудь сантиметров; просто скала. Сплошной камень, торчащий над уровнем моря (маслянистого, ледяного, медленно чавкающего), как стена, уходящая в глубины вод. Но вообще-то нам повезло, я имею в виду эти восемнадцать. Лайнер – каким же идиотизмом была покупка путевок на этот круиз – разбился о каменную стену, как стеклянный шарик. От удара он просто рассыпался. Восемнадцать человек выбросило на берег, остальные 782 (включая команду и капитана, который, если судить по его последнему, выкрикнутому перед самой гибелью слову, – «merde![1]» – элементарно сбился с курса) улетели прямо в море, где, видимо, сразу превратились в ледышки по причине чрезвычайно низкой температуры воды и сгинули в ее черно-зеленой глубине.
Г-жа Шмольгубер сломала левую руку, тот господин, который каким-то образом управлял гномами, получил сотрясение мозга, мадам Божидар сломала себе несколько ребер и все время стонала от боли, пока ее на седьмой день (как если бы здесь была хоть какая-то разница между днем и ночью) не унесло взъярившимся в очередной раз штормом. Остальные отделались синяками и царапинами.
Останки лайнера плавали еще какое-то время в вязких, скользких волнах, а потом тоже потонули; что-то – мы не следили за этим – просто растворилось в ночи, которую здесь не отличить от дня.
Нет, нельзя сказать, что тут все время ночь кромешная, не видать ни зги и т. д. Все просто серое, – помните, что я говорил? Здесь даже ночь серая, то ли сумерки, то ли потемки, как затемненное стекло, по которому изредка пробегают сернисто-желтые жилки.
О Гефиона! Мрачная Гефиона. Скорбит ли твоя редкая растительность (лишайники, мхи, чахлые травинки, какие-то убогие кустарники, я в них не разбираюсь, так что не спрашивайте меня об их ботанической классификации) о своей судьбе, о том, что уродилась именно здесь? На этой голой скале, где должна провести всю свою единственную жизнь? В то время как другим повезло вырасти в Тоскане?
Г-н Эпископи, утверждавший, что разбирается в ботанике, опознал кое-какие мхи и травы и, кстати, еще пару грибов – попробовав один такой гриб с голодухи, г-н Трупли тут же скрючился в судорогах, долго хлебал морскую воду и наконец помер в страшных мучениях. Это был первый покойник среди нас, уцелевших. На третий день после кораблекрушения мы за одной из скал, там, где «сиденье» кресла уже переходило в спинку, то есть в еще более высокий обрыв, обнаружили кустик с красноватыми ягодами. И, хотя цвет их был не так уж ярок, он показался нам сенсацией, настоящим цветовым чудом. Г-н Эпископи сказал, что это голубика.
Второе путешествие китайского мандарина из века десятого — в наши дни.На сей раз — путешествие вынужденное. Спасаясь от наветов и клеветы, Гао-дай вновь прибегает к помощи «компаса времени» и отправляется в 2000 год в страну «большеносых», чтобы найти своего друга-историка и узнать, долго ли еще будут процветать его враги и гонители на родине, в Поднебесной.Но все оказывается не так-то просто — со времени его первого визита здесь произошли Великие Перемены, а ведь предупреждал же Конфуций: «Горе тому, кто живет в эпоху перемен!»Новые приключения — и злоключения — и умозаключения!Новые письма в древний Китай!Герберт Розердорфер — один из тончайших стилистов современной германоязычной прозы.
Наш мир — глазами китайского мандарина X века?Вечеринки и виски, телевидение и — о ужас! — ЗАВОДСКОЙ фарфор и АЛЮМИНИЕВЫЕ чайные ложечки?!Наш мир — увиденный человеком МИРА АБСОЛЮТНО ИНОГО? КАК он выглядит в письмах, посланных в далекое прошлое! Пожалуй, лучше и не думать!..
Черный юмор – в невероятном, абсурдистском исполнении…Повести, в которых суровый гиперреализм постоянно обращается в озорной, насмешливый сюрреализм.Путешествие на корабле переходит из реальности в воображение и обратно с легкостью, достойной «Ритуалов плавания».Вполне фактурный отель обретает черты мистического «убежища» на грани яви и кошмара…Пространство и время совершают немыслимые акробатические упражнения – и делают это с явным удовольствием!
По четвергам в уютной гостиной собирается компания, и прокурор развлекает старых друзей историями о самых любопытных делах из своей практики…Загадочные убийства…Невероятные ограбления…Забавные судебные казусы…Анекдотические свидетельские показания…Изящные, увлекательные и смешные детективные рассказы, которые приведут в восторг самых тонких ценителей жанра!
Эта книга – первое русскоязычное издание современного немецкого писателя Герберта Розендорфера, куда вошли романы «Большое соло для Антона» и «Латунное сердечко, или У правды короткие ноги».Антон Л… герой романа «Большое соло для Антона», просыпается однажды утром единственным человеком на Земле. Его поиски потерянного мира должны доказать правду Малларме: «Конечная цель мира есть книга».Ироническая проза Розендорфера – это призыв к современному человеку, притерпевшемуся к окружающим его нелепостям и уже их не замечающему, взглянуть на себя со стороны, задуматься над тем, что он делает и зачем живет.
Эта книга – первое русскоязычное издание современного немецкого писателя Герберта Розендорфера, куда вошли романы «Большое соло для Антона» и «Латунное сердечко, или У правды короткие ноги».«Латунное сердечко» – лирико-сатирический роман, сплав блестящего юмора Гашека и изысканной прозы Кафки, история современного интеллигента, где есть и секретные службы, и перипетии любви, жизнь, полная гротескных ситуаций.Ироническая проза Розендорфера – это призыв к современному человеку, притерпевшемуся к окружающим его нелепостям и уже их не замечающему, взглянуть на себя со стороны, задуматься на тем, что он делает и зачем живет.
О чем шушукаются беженцы? Как в Сочи варят суп из воробья? Какое мороженое едят миллиардеры? Как это началось и когда закончится? В «Библии бедных» литература точна, как журналистика, а журналистика красива, как литература. «Новый завет» – репортажи из самых опасных и необычных мест. «Ветхий завет» – поэтичные рассказы про зубодробительную повседневность. «Апокрифы» – наша история, вывернутая наизнанку.Евгений Бабушкин – лауреат премии «Дебют» и премии Горчева, самый многообещающий рассказчик своего поколения – написал первую книгу.
Последние два романа Александра Лыскова – «Красный закат в конце июня» (2014 г.) и «Медленный фокстрот в сельском клубе» (2016 г.) – составили своеобразную дилогию. «Старое вино «Легенды Архары» завершает цикл.Вот что говорит автор о своей новой книге: «После долгого отсутствия приезжаешь в родной город и видишь – знакомым в нём осталось лишь название, как на пустой конфетной обёртке…Архангельск…Я жил в нём, когда говорилось кратко: Архара…Тот город навсегда ушёл в историю. И чем дальше погружался он в пучину лет, тем ярче становились мои воспоминания о нём…Бойкая Архара живёт в моём сердце.
Есть на свете такая Страна Хламов, или же, как ее чаще называют сами хламы – Хламия. Точнее, это даже никакая не страна, а всего лишь небольшое местечко, где теснятся одноэтажные деревянные и каменные домишки, окруженные со всех сторон Высоким квадратным забором. Тому, кто впервые попадает сюда, кажется, будто он оказался на дне глубокого сумрачного колодца, выбраться из которого невозможно, – настолько высок этот забор. Сами же хламы, родившиеся и выросшие здесь, к подобным сравнениям, разумеется, не прибегают…
В третьем томе четырехтомного собрания сочинений японского писателя Кобо Абэ представлены глубоко психологичный роман о трагедии человека в мире зла «Тайное свидание» (1977) и роман «Вошедшие в ковчег» (1984), в котором писатель в гротескной форме повествует о судьбах человечества, стоящего на пороге ядерной или экологической катастрофы.
Олег Николаевич Михайлов – русский писатель, литературовед. Родился в 1932 г. в Москве, окончил филологический факультет МГУ. Мастер художественно-документального жанра; автор книг «Суворов» (1973), «Державин» (1976), «Генерал Ермолов» (1983), «Забытый император» (1996) и др. В центре его внимания – русская литература первой трети XX в., современная проза. Книги: «Иван Алексеевич Бунин» (1967), «Герой жизни – герой литературы» (1969), «Юрий Бондарев» (1976), «Литература русского зарубежья» (1995) и др. Доктор филологических наук.В данном томе представлен исторический роман «Кутузов», в котором повествуется о жизни и деятельности одного из величайших русских полководцев, светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова, фельдмаршала, героя Отечественной войны 1812 г., чья жизнь стала образцом служения Отечеству.В первый том вошли книга первая, а также первая и вторая (гл.
Книга «Ватиканские народные сказки» является попыткой продолжения литературной традиции Эдварда Лира, Льюиса Кэрролла, Даниила Хармса. Сказки – всецело плод фантазии автора.Шутка – это тот основной инструмент, с помощью которого автор обрабатывает свой материал. Действие происходит в условном «хронотопе» сказки, или, иначе говоря, нигде и никогда. Обширная Ватиканская держава призрачна: у неё есть центр (Ватикан) и сплошная периферия, будь то глухой лес, бескрайние прерии, неприступные горы – не важно, – где и разворачивается сюжет очередной сказки, куда отправляются совершать свои подвиги ватиканские герои, и откуда приходят герои антиватиканские.