Кадеточка - [3]

Адмирал стоит и смотрит, потом видит меня на шкентеле.

— Курсант такой–то! Ко мне! — Выпадаю из строя, делать нечего. Подхожу и только с рапортом, а он мне.

— Слушай, такой–то. Ты вот, что. Не подходи не к кому и не жалуйся. Понял?

Я стою и молчу. А он мне опять.

— Я с тобой говорю? Что ты молчишь?

Я все так же. Он смотрит на меня в упор не добрыми и злыми глазами, а потом отвернулся и думает. А я про себя. Вот постой и подумай! Тебе это полезно. А ведь ему было о чем подумать. Я ведь не собирался молчать на его самоуправство. Рапорт мой уже у него восемь месяцев пролежал, да я и не учился. Налицо превышение полномочий. Так, что если бы я хоть кому заикнулся, то у него, в любом случаи, по моему вопросу были бы неприятности. И он это знал! Знал, догадался я, иначе бы, даже не говорил. А сейчас он думал, как со мной поступить. Все в училище знали обо мне, знали, что не сломили, но так это здесь, а вот сейчас, когда такие события? Тогда как?

Объединенный штаб самых крупных в стране военно–морских учений расположили в училище и для обслуживания оставили только одну роту курсантов и меня. А ведь куда ему было меня девать? Он меня и зимой так при училище, вместе с двоечниками оставил. И однажды зашел к ним, а там я.

Он вплотную подошел ко мне, между койками больше не было места, и смотрел. Стоял и смотрел на меня в упор. Я стоял перед ним, метр восемьдесят, а он всего лишь метр шестьдесят, шестьдесят пять. А потом прошипел мне злобно.

— Слышишь, ты! Не смотри, что я маленький, а ты большой, я тебя все равно вые(ду)!

Вот так! И пошел, разнося вокруг всех в пух и прах.

И вот опять мы лицом к лицу. И не получилось у него того, что он обещал мне зимой! Теперь мой черед наступал и вот тут–то я, мог подсунуть ему ту же еду. Потому, что меня приставили к заместителю командующего, маршала артиллерией Воронову. И он это знал. А Воронов, он же маршал и уже несколько раз отзывал меня и расспрашивал, отчего это я, глав старшина и в училище оставлен. Поэтому я ждал от своего начальника училища первого шага. И он это понял. Ведь ему обязательно обо мне и тех расспросов Воронова уже доложили.

— Ты у Воронова?

— Да!

— А ты ему?

— Нет, хотя спрашивал.

И это так не понравилось ему, что я вижу, как он, весь даже съежился. Отвернулся, покачался с носка на носок, а потом вдруг улыбаясь мне.

— Вообще так! Ты не подходи ни к кому, а я тебя сразу же после учений отпущу. Ты понял? Куда ты там собирался, в какое училище просил перевод.

Я ему, но он. — Да знаю я, знаю!

— Понял?

А я стою и молчу. Ведь он уже меня и других, столько раз обманывал!

— Ну, что ты молчишь? Отвечать! Слышишь! Я приказываю!

Я все так же. Вижу, как у него по лицу пробежала недобрая волна злости. Но я понял, что он осознал мою тишину.

— Ну, хорошо! Даю тебе честное слово, слово адмирала, что я, как сказал, так и поступлю. Но только при одном условии! Ты никому и ни о чем не говоришь и не пишешь. Понял! Ну!

— Понял, то я понял, да вот…

— Даю тебе слово коммуниста.

— Есть! Понял!

Учения прошли и снова все вернулись в училище. Опять построение и опять я иду, но теперь уже вместе со своими парнями, среди своих четверокурсников. И вижу, как он идет наискосок, а за ним свита его. Эх, думаю, если не подойду, так он меня и про филонит. Выскочил и к нему. Он даже не успел отреагировать. А меня такая злость взяла и я ему сходу.

— А как же слово? Слово адмирала? Коммуниста! Ведь обещал и клялся!!! Соврал! Опять соврал!

Он остановился, а потом как запыхтит, и хотел видно, да ведь я и он стоим перед всем училищем! А они все мимо идут и все.

— Смирно! Равнение направо!

Вот такой был у меня в жизни урок! И он мне за то заплатил так, что я, если бы не заступились за меня добрые люди потом, так бы и должен был прослужить еще целый год на флоте. А ведь должен был только полгода. Он меня удерживал в стенах училища и приказ тот, что мне прочитали тогда, он мне его от двенадцатого июля подписал. Это, так сделал специально. Вот, если бы до июля, тогда бы я в декабре демобилизовался, по истечению полугода, а так, он мне подарок. От всего своего честного адмиральского слова и слова коммуниста!

Ведь он так рассчитывал, что меня через полгода нельзя отпускать, эти самые двенадцать чисел мешали. Лишние они были. Не вписывался я в норму полугодовую. Но это он так хотел. И у него опять обломилось! Через товарища своего вышел на кадры флота. И те меня уволили в запас, на основании вышедших сроков, так как записали в деле, что приказ о моем отчислении был подписан от июля. И не указали, с какого числа. Вот и все! И это тоже урок! Таким красивым и пушистым! Но урок тот уже от меня! Как говорят, поделом им, нечего врать! Хоть адмиралам и хоть коммунистам!

Глава 4. Первое свидание

Его неожиданный визит смутил меня. Мама зовет меня и быстро успевает шепнуть.

— К тебе курсант пожаловал.

— Здравствуйте, Таня!

— Здравствуйте, но я вас что–то не припоминаю. Откуда вы меня знаете, и звать вас? Ну, да, Сергей.

И пока он мне поясняет, я все же успеваю его рассмотреть мельком, девичьим оценивающим взглядом.

Так, парень видный. И к тому же хорошо сложен, по всему видно, что и аккуратный. Это я вижу, по его форме, безукоризненно чистой и отутюженной. С продольным рубчиком по рукавам и, конечно же, такими стрелками на брюках, будто бы разрезающими пополам, и в сверкающих до зеркального блеска ботинках. И еще, очень красиво разглаженной, освобожденной от каких ни будь, даже мелких складочек суконки спереди. Это уже ему плюс, так, что же еще? Ага! Лицо можно сказать обычное, даже чем–то привлекательное, но не смазливое и черты лица правильные. Говорит спокойно, не нервничает и голос у него приятный, мужской, не писклявый, немного низкий и грубоватый. Держится просто, не рисуется и не нахальничает. Ну, что? Годится!