Кадамбари - [45]
После того как в указанной очередности Чандрапида завоевал всю землю и уже возвращался домой, случилось так, что неподалеку от Восточного океана ему пришлось усмирить племя киратов, живущее на горе Хемакуте вблизи Кайласы, и захватить их столицу — город Суварнапуру. Там он остановился на несколько дней, чтобы дать отдых войску, утомленному долгим походом, и однажды, оседлав Индраюдху, выехал из города на охоту. Углубившись в лес, он вдруг заметил пару киннаров, спустившихся по своей прихоти с горной вершины. Поскольку с подобными существами он никогда не встречался, то почувствовал любопытство и, пытаясь их поймать, начал осторожно к ним приближаться, Но и они никогда прежде не видели человека и, напуганные, пустились бежать. Преследуя их на Индраюдхе, чью резвость он удваивал, поддавая ему в бока пятками, Чандрапида в одиночку далеко ускакал от своего войска. Им владела единственная мысль: «Вот-вот я их поймаю, вот-вот они уже пойманы!» — и с присущей ему неслыханной быстротой Индраюдха в одно мгновение, будто одним прыжком, перенес его, оставшегося без свиты, на расстояние в пятнадцать йоджан от прежнего места. Тут Чандрапида увидел, что пара киннаров, которую он преследовал, взобралась на вершину ближайшей горы. Продолжать преследование он не мог из-за обступивших вершину скал, и, когда киннары вскарабкались на гору, Чандрапида медленно отвел от них взгляд и, заметив, что за время скачки и он сам, и Индраюдха от усталости сплошь покрыты потом, придержал своего коня.
Словно бы смеясь над самим собою, он подумал: «Ради чего я без толку хлопочу, точно дитя? Не все ли равно, поймаю я эту пару киннаров или не поймаю? Что пользы будет, если поймаю? И что станется, если не поймаю? Ну и наваждение! О, эта тяга хоть что-то да делать! Откуда эта страсть к вздорным поступкам? Эта приверженность к ребячьим забавам? Рвение, которое сулило как будто немало выгоды, оказалось бесплодным. Дело, начатое с усердием и выглядевшее необходимым, оказалось лишенным смысла. Мои клятвы друзьям оказались невыполненными. Мой царский долг остался в небрежении. Великий подвиг, на который я пошел, не состоялся. Усилия, приложенные ради завоевания мира, пропали даром. Зачем, словно соблазненный демоном, я покинул свою свиту и заехал в эту дальнюю страну? Отчего бесцельно преследовал эту пару конеголовых? Теперь, размышляя над этим, я готов смеяться над собою, словно над кем-то посторонним. Я даже не знаю, как далеко мое войско, которое шло за мною. Ведь Индраюдха так быстроног, что во мгновение ока преодолевает огромные расстояния. Из-за его резвости, да и потому, что я сам неотрывно следил за парой киннаров, я не запомнил дороги, по которой ехал через этот бесконечный лес, заваленный сухой листвой, непроходимый из-за густого кустарника, сплетенных лиан и сотен деревьев. Я не знаю, как вернуться отсюда в свой лагерь. И даже если с большим трудом я пробьюсь сквозь обступившие меня заросли, то едва ли встречу человека, который указал бы мне дорогу в Суварнапуру. Правда, я вспоминаю, мне не раз говорили, что к северу от Суварнапуры проходит граница обитаемых земель, далее идет безлюдный лес, а за лесом — Кайласа. Так ведь вот Кайласа! И потому мне нужно поворотить коня и ехать прямо на юг, постоянно сверяя свой путь с солнцем».
Так решив, он левой рукой натянул поводья и повернул коня. А затем вновь подумал: «Благое солнце, сияя нестерпимым блеском, точно драгоценный камень в кушаке, украшает срединную часть неба. Между тем Индраюдха очень устал. Поэтому нарву-ка я для него несколько охапок травы дурги, дам ему искупаться и попить воды в каком-нибудь озере, горном ручье или реке, а кстати и сам утолю жажду и отдохну в тени какого-либо дерева, прежде чем снова тронуться в путь». Так подумав, он поехал по лесу и в поисках воды беспрестанно бросал взоры по сторонам, пока не увидел тропу, влажную от комьев глины, оставленных стадом диких слонов, которые, вероятно, жили в предгорье и недавно прошли здесь, возвращаясь с водопоя. Тропа была усеяна ворохами лилий, чьи стебли, корни и листья были обглоданы слонами, чернела пятнами мокрой ряски, усыпана красными, синими и белыми лотосами с вырванными вместе с землей корнями, покрыта обломанными ветками деревьев в ярких цветах и срезанными побегами лиан со снующими по ним пчелами, увлажнена мускусом, который пах свежими цветами и был темен, как сок, выжатый из листьев тамалы.
В надежде отыскать какой-нибудь водоем Чандрапида спустился вниз по тропе и подъехал к подножию Кайласы. Почти все оно поросло деревьями сарала, сала и саллаки, чьи кроны были похожи на круглые зонты, а верхушки можно было разглядеть, лишь вытянув шею, и которые, хотя и росли густо, казались далеко отстоящими друг от друга из-за того, что не было на их стволах ветвей. Покрытое крупнозернистым желтым гравием, заваленное камнями, оно почти не имело травы и кустарника и казалось рыжим из-за пыли минералов, раскрошенных клыками диких слонов. Расщелины в скалах были устланы мхом, чьи причудливые узоры казались выдавленными на их поверхности, а склоны вязли в непрерывно капающей с деревьев смоле и стекающей с вершины горы лаве. Земля была усеяна коричневой каменной пылью, выбитой из скал острыми, как резец, копытами лошадей, и золотистым песком, вырытым из нор кротами. На песке виднелись следы копыт множества буйволов, ланей и антилоп, а поверх следов были разбросаны клоки их шерсти. На зубчатых обломках скал сидели парами куропатки, у входа в пещеры — семьи орангутангов, повсюду пахло серой, и среди зарослей лиан тянулись вверх побеги бамбука.
