Кацап - [4]

Шрифт
Интервал

— Ты что, тырить предлагаешь? — сразу возмутился Александр. — Да за это, знаешь, сколько могут припаять?

— Почему тырить? Будем исправно трудиться, сдавать в артель всё, что намоем, до последней песчинки.

— Тогда… как?

— Э-э, большеголовый, а недогадливый, — снисходительно сказал Григорий и постучал указательным пальцем по лбу. — Думать надо, Сано! Соображаловка-то тебе на кой хрен привинчена к туловищу?

— Ты кончай умничать… учитель, — промолвил Александр угрожающе. — А то я не посмотрю, что ты хлипкий, въеду в ухо, и быстро поставлю твои мозги на место.

— Ладно, не кипятись, чего завёлся? Это я так… в шутку, раз до тебя не сразу доходят мои мысли.

— Шутник хренов, рассказывай, давай, что надумала твоя умная башка, — продолжая сердиться, проговорил Кацапов.

— Мы, Сано, где-нибудь в сторонке от прииска жилу поищем. Не может быть, чтобы песочек был только на территории добычи. Просто обнаружили его однажды в одном месте, и сразу принялись мыть. А мы походим по речке, поищем ещё местечко. В выходные, да после работы и будем промышлять потихоньку. Ты у нас таёжник, следопыт и охотник. Вот и будешь стеречь наше место, а я золотишком займусь.

— А делить как будем? — усмехнулся Александр. — Мне грамм за охрану, а тебе всё, что намоешь?

— Ну, это… разберёмся потом, — растерялся Григорий от неожиданного вопроса. Потом под ехидным взглядом Кацапова добавил поспешно:

— Думаю, пополам поделим, братка. Так справедливо будет.

— Шустрый ты веник, Гриня, — рассмеялся Александр. — Ещё никуда не уехали, а ты уже добычу делишь.

— Ну, так всё надо предусмотреть заранее, — попытался вывернуться Григорий, осознав, что поспешил с делёжкой несуществующего золота.

— Считай, что я подписал твой контракт.

После непродолжительного обсуждения друзья рванули в Якутск. Так они очутились на прииске старательской артели «Алданзолото».

…Рыбы в морду набилось немного, килограмма с два молодняка окуня и сороги. Крупная рыба не позарилась на приманку — осторожничала. Друзья вытряхнули из ловушки скудный улов, опустили морду обратно в воду. Тут же на берегу выпотрошили внутренности, промыли рыбьи тушки, бросили в котелок весь улов.

— Это будет рыбный чай, а не уха, причём, на обед и ужин одновременно. Для такой жиденькой ухи даже ложки не полагается, — с нескрываемым ехидством высказался Григорий, вешая котелок с рыбой на вогнанную под углом в землю часть обрубленного ствола черёмухи. — Конечно, питаться мальками лучше, чем ягодами и грибами. Вот если бы в котелок добавить пару картофелин, головку лука, сыпануть туда щепотку соли, а для вкуса опустить ещё лавровый листик — это была уха!

— Бабий дристик бы на язык тебе сейчас намазать — распробовал бы, что вкуснее, — съязвил Александр. — Ты недоволен едой? Мяса хочется?

— Не отказался бы.

— Тогда возьми нож, сходи в тайгу и завали косолапого. В чём проблема, дружище? Отдохнём здесь недельки две, пожуём медвежатины, наберёмся силёнок, и двинемся дальше.

— Я что, не могу высказать своё мнение? — слегка обидевшись, ответил Надеждин.

— Можешь. В столовке, например, когда тебе подадут пустой суп без соли и предложат выпить его через край.

— Ты чего заводишься, а? Сердишься на пустом месте, как дитё малое. Совсем не понимаешь шуток, что ли?

— Твои шутки дурацкие, от них тошнит. Сам ни крошки из жратвы не добыл за всю дорогу, зато покритиковать меня оказался горазд. Кисейная барышня, понимаешь! Рыба у него мелкая, видите ли, да ещё и без соли! Скажи спасибо, что в котле не лягушки варятся.

— Кацап, ты чего? Всерьёз обиделся?

— Да пошёл ты…

Кацапов, не дожидаясь, когда сварится рыбешка, встал, поднял с земли топор и направился к зарослям прибрежного ивняка. Вскоре из кустов послышался характерный звук от рубки дерева. Григорий заострённым прутиком проверил готовность рыбы, потыкав её в нескольких местах для убедительности, затем снял котелок с огня. Ложек у них не было, нужно было дождаться, когда вода в котелке остынет, чтобы можно было брать рыбу руками.

Минут через пятнадцать вернулся к костру Кацапов. Он притащил большую охапку ивовых прутьев толщиной в два пальца, бросил на землю.

— Поел? — продолжая сердиться, спросил он.

— Нет ещё, тебя жду.

— Как поешь, сходи, нарежь травы и камыша. Шалаш смастерим, поспим по-человечески.

Они молчаливо выловили прутиком по рыбёшке, принялись тщательно её обгладывать. Покончив с рыбой, выпили по очереди через край весь бульон.

— Спасибо за уху, Сано, — ласковым подхалимским голосом поблагодарил Григорий друга, сложив ладони вместе и поклонившись по-буддистски. — Без твоей изобретательности я действительно подох бы с голоду.

— Эх ты, клоун бурятский, — с примирительной усмешкой проговорил Кацапов. — Не можешь и часа прожить без придури.

— Почему бурятский? Я русский человек, такой же, как ты.

— А почему у тебя глаза раскосые?

— Потому что очень часто сужаются от шуток и смеха, — быстро нашёл оправдание Надеждин. — Светлые волосы у бурят не бывают.

Во внешности Григория действительно усматривались едва уловимые бурятские корни. Видимо, в одном из поколений его предки всё-таки имели родственные отношения с представителем народа монгольской языковой группы.


Рекомендуем почитать
Конец века в Бухаресте

Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.


Капля в океане

Начинается прозаическая книга поэта Вадима Сикорского повестью «Фигура» — произведением оригинальным, драматически напряженным, правдивым. Главная мысль романа «Швейцарец» — невозможность герметически замкнутого счастья. Цикл рассказов отличается острой сюжетностью и в то же время глубокой поэтичностью. Опыт и глаз поэта чувствуются здесь и в эмоциональной приподнятости тона, и в точности наблюдений.


Горы высокие...

В книгу включены две повести — «Горы высокие...» никарагуанского автора Омара Кабесаса и «День из ее жизни» сальвадорского писателя Манлио Аргеты. Обе повести посвящены освободительной борьбе народов Центральной Америки против сил империализма и реакции. Живым и красочным языком авторы рисуют впечатляющие образы борцов за правое дело свободы. Книга предназначается для широкого круга читателей.


Вблизи Софии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.