Каботажное плавание - [102]

…Незаметно пролетели пять лет, оговоренные контрактом. Бини воротился из Китая, где вместе с Кристальди снимал фильм про Марко Поло, мы встретились в Лиссабоне и продлили срок действия договора еще на пять. И опять мне заплатили! «Я же тебе говорил — зря не обещаю!» — повторял Альфредо. За эти десять лет он якобы «по производственной необходимости» несколько раз побывал в Баии, и каждое его появление становилось не то что праздником, а грандиозным фестивалем. Не создавала еще природа человека приятней и забавней, чем этот субъект. Прошло еще пять лет, съемки «Терезы» так и не начались, но о наших развлечениях можно было бы написать целую книгу.

Лишившись прав на «Терезу», Альфредо решил взяться за «Тьету де Агресте». Вот тогда они с Ренцо Росселлини и высадились в Рио, заявив, что на днях прилетает Лина Вертмюллер. В ожидании ее появления Бини спознался — другого слова не подберу — с юной и очень хорошенькой еврейской дамой, муж которой, marchand de tableau или, выражаясь современным языком, арт-дилер, прикрыл свою лавочку в Баии и перебрался в Сан-Пауло, чтобы открыть там картинную галерею и разбогатеть стремительно и страшно. Удалось же это его единоверцу и соплеменнику Валдемару Занесскому. А он чем хуже? Оба — правоверные иудеи, оба — оганы на кандомбле: у нас в Баии и не такие чудеса случаются. Короче говоря, жену свою он если не бросил, то оставил — оставил без средств к существованию, детей кормить нечем! Познакомились они с Альфредо на пляже, знаменитый киношник и bel’uomo пленил ее с ходу, соломенная вдова нуждалась в поддержке, и он выразил готовность принять в ней живейшее участие. Подняться к нему в номер она отказалась — «неудобно как-то», — но зато пригласила отужинать у своего разоренного и полуостылого семейного очага. Бини, не найдя в продаже итальянских вин, принес к ужину чего-то с берегов Рейна, пришел — и остался у покинутой на весь срок своего пребывания в Баии, обретя и стол, и кров, и даже пижаму беглого маршана, в которой расхаживал по утрам, ибо ночью она ему, сами понимаете, была без надобности. Что же касается пенатов, пребывавших в запустении, детей, отбившихся от рук, кредиторов, толпившихся у дверей и требовавших оплаты давно просроченных счетов, то Альфредо Бини показал, на что способен итальянский кинопродюсер. Его стараниями дом стал как игрушечка и засиял чистотой, кредиторов он убедил подождать, пока из Сан-Пауло с полными карманами денег не вернется галерейщик, детей он привел к повиновению, для чего старшего пришлось выпороть, младшему — надрать уши, но ведь для их же пользы — на третий день они уже были как шелковые. Жизнь брошенной красавицы волшебно изменилась: к ней вернулись оптимизм и бодрость духа. Интенсивный курс блудодейства — занятия утром, после обеда и всю ночь — сделал из нее, прежде ничего, кроме самых-самых азов, не знавшей, изощренно-чувственную и утонченно-умелую специалистку, владеющую богатейшим и разнообразнейшим арсеналом ласк и готовую теперь достойно отпраздновать возвращение мужа, устроив ему истинный праздник любви.

…Под руку с Бини появилась в нашем доме на Педра-до-Сал долгожданная Лина Вертмюллер. Мы с Зелией встретили ее с распростертыми объятиями. Мы обожаем ее фильмы. Впервые в жизни она будет снимать картину «по мотивам» прозаического произведения и привезла готовый сценарий, написанный на основе моего романа, — до сих пор всегда создавала оригинальный. «Прочти и скажи, что ты об этом думаешь», — говорит она и кладет толстую пачку машинописных страниц на стол. Она собирается посетить баиянские сертаны, города Аракажу и Эстансию — по ее выражению, «пропитаться Бразилией», увидеть эту страну и ее народ. Я уверен, что ей это удастся. Поблагодарив, отказываюсь от чести полетать с нею вместе на арендованном Бини геликоптере над полями и пляжами Баии. Ну, а чтение сценария отложу до ее возвращения — я уж знаю, каким предвзятым взглядом смотрят на мою страну европейские интеллектуалы, как застилает им глаза идеологическая пелена, глубокая убежденность в том, что они-то знают все.

И когда несколько дней спустя Лина возвращается из поездки, она первым делом спрашивает:

— Прочел?

Нет, говорю, еще нет. Сценарий лежит там же, где она его оставила. Лина вздыхает с облегчением:

— Слава Богу! Он никуда не годится. Бразилия не имеет ничего общего с тем, что там написано.

Да, ничего общего с тем, что она знала из книг и понаслышке, что воображала себе — все другое, а иногда все ровно наоборот. Она при мне рвет рукопись:

— Напишу другой, теперь я знаю, как надо. Тебе понравится.

Да, в новом сценарии она сумела взглянуть на Бразилию иными глазами. И как жаль, что лопнул «Банко Амброзиано», кредитовавший проект, лопнул перед самым началом съемок… Жаль, что не удалось Лине еще раз блеснуть своим талантом, воссоздать образ моей страны…

О, эта итальянская киномафия! Какой восхитительный мир! Денег нет никогда, фильмы снимаются от случая к случаю, но зато какая радость творчества, какое умение наслаждаться дружбой! Я обожаю этих бесшабашных безумцев, и в самом деле сплоченных не хуже мафии — сплоченных дерзостью, талантом, непочтительностью к авторитетам и канонам. А иначе разве смогли бы они создать единственное в своем роде чудо итальянского кино, воспевающее человека, кино, в котором самый жалкий человечишка исполнен величия и наделен даром мечты и поэзии, где последняя потаскушка предстает чище любой святой, безгрешней самой Приснодевы?!