Какими же целительными средствами они пользуются? Средства эти хорошо известны любому жителю лесов. Солнечная ванна, купанье в холодной воде, купанье в теплой грязи, воздержание в пище, рвотное, слабительное, перемена пищи и места жительства, отдых и массаж языком того места, где есть синяки или рана.
Кто же исполняет обязанности доктора и прописывает лекарство и режим больному животному? Доктор — это инстинкт. Исполняются его требования до тех пор, пока животному приятно; когда ему становится неприятно или надоедает, инстинкт тем самым говорит: «довольно!»
Таков способ лечения у диких животных, таковы их целебные средства, известные всякому жителю лесов.
В долине Мейо наступила осень. В лесу всюду слышалось: «хлоп! хлоп! хлоп!» — это падали орехи. Орехи — питательная, сытная пища, и Фома усердно набивал ими желудок; целые дни бегал он теперь по лесу, гонялся за бабочками, подрывал корни больших деревьев, становился на колени и клыками рвал дерн, затем, вскочив на ноги, пробегал несколько шагов, останавливался и замирал на месте. Наслаждаясь полной свободой, он креп и увеличивался в росте; когда листья опали с деревьев, все части его тела значительно развились, и, хотя он был еще тощий и легкомысленный вепренок, все указывало на то, что он приближается к возрасту настоящего вепря. Трагедия сломанной изгороди раскрыла перед ним широкие горизонты. С тех пор он всегда избегал окруженных изгородью мест и держал себя, как свободный гражданин Виргинии.
В темной грязи болота нашел он корни земляного ореха; он вырыл их, и чутье сказало ему: «вкусно». Ему смутно припомнилось, что его мать находила эти корни съедобными. Они доставляли ему приятное разнообразие — наравне с древесными орехами; он ел их досыта, рос и жирел. Однажды он вырыл какой-то корень острого и жгучего вкуса: он узнал это по запаху и, не попробовав его даже, швырнул в сторону вместе с другими ему подобными. На взгляд они казались такими сочными и соблазнительными, во Фома был наделен верным чутьем.
Наевшись досыта, он отправлялся на откос, залитый солнцем, и, хрюкая, с наслаждением валился там на бок, как это делают все свиньи.
Сойка пролетела над ним и крикнула ему: «Эй, ты, корнекопатель, корнекопатель!» Фома прогнал мух, сидевших у него на ухе, продолжая спокойно дремать и не обращая внимания на болотную мышь, которая скребла его ногу, до половины покрытую грязью.
Тишина нарушилась вдруг странными звуками — глухими, воющими, визжащими: «Уэх!.. уэх!.. уэх!.. оуоу!» По временам они становились пронзительными, то прерывались вздохами и фырканьем, то почти совсем стихали, то делались громче и слышались ближе.
Получалось самое невероятное смешение разных гонов, достигавших порой большой силы, и вам сразу пришло бы в голову, что такой сильный голос мог быть только у большого зверя.
Сердце забилось у Фомы; он вскочил на ноги, соблюдая при этом мертвую тишину. Поводя носом, насторожив уши и напрягая зрение, пополз он вперед, как бы под влиянием какой-то притягательной силы.
Загадочные звуки привели его к долине, где он, зорко всматриваясь сквозь высокую траву, увидел своего старинного врага, который выкапывал из земли белые круглые корни и тут же их пожирал. Корни эти, вероятно, терзали его внутренности, обжигали ему рот и глотку.
А медведь продолжал рыть землю, жевал корни, визжал, ревел и, тем не менее, глотал их, несмотря на слезы, катившиеся у него из глаз, и на мучительную боль во рту, который был обожжен едким соком корней. Да, исполинское животное все рыло и рыло, жевало, глотало, вздыхало от боля, визжало, издавало порой душераздирающие крики.
Не взбесился ли он? И не думал. Изголодался? Ничуть не бывало — вся почва кругом была усыпана орехами. К чему же такое ужасное, мучительное самобичевание? Что побудило его к этому? Фоме все это было непонятно. Да и сам медведь не понимал этого. Он подчинялся какому-то непонятному, всецело поглотившему его чувству. В таких случаях мы можем только предполагать, но наверное знать ничего не можем: медведи, которые питаются исключительно мясной пищей, подвергаются накожным болезням, особенно те из них, которые имеют пристрастие к свиному мясу. Кожа у них воспаляется, и все тело горит, как бы усыпанное мириадами крошечных огоньков. Отсюда можно вывести следующее заключение: жгучий корень доставляет облегчение, хотя медленное, но верное.
И неопытный, юный Фома, не так сильно испуганный на этот раз, а скорее озадаченный тем, что видел, медленно попятился назад. Одно только было ему ясно: враг его роет корни, продолжает их есть, а сам орет во все горло, и голос его все еще доносится к нему, хотя он далеко уже ушел от того места.