К заоблачному озеру - [34]

Это была тяжелая, мучительная ночь. Шекланов метался и бредил. Сорокин нервничал, придирался к Сухорецкому, толкал всех, пытаясь улечься удобнее, грозил, что сейчас же пойдет вниз. Только под утро мы немного забылись тяжелым, нездоровым сном.

До плеча оставалось не больше двухсот метров. Теперь хорошо была видна вершина Повелителя Духов. Она казалась очень далекой, не высокой, а далекой. Снежные карнизы, похожие на слоеные пироги, очутились немного ниже нас. Это были колоссальные глыбы, каждая величиной в несколько десятков, а может быть, и сотен метров высотой. Решили оставить палатку на месте и налегке подняться к гребню. Сухорецкий разрезал веревку и, связавшись с Сорокиным, пошел вверх. За ним через час выступили и мы с Шеклановым. Самочувствие мое было отвратительным. Через каждые три шага я останавливался. Примус еще вчера испортился, нас мучила сильная жажда. Поминутно я нагибался за снегом. Но снег лишь сушил горло, а пить все равно хотелось.

Устроили небольшой привал. Сверху мимо нас неслись мелкие комочки снега, оставляя за собой четкий пунктирный след. Это шли Сухорецкий и Сорокин. Мы с Шеклановым не разговаривали. Каждое слово вызывало почти такое же сердцебиение, как и движение.

В эту минуту я увидел, как один из самых больших «слоеных пирогов» качнулся и повалился вниз, увлекая за собой несколько других.

Так родилась лавина. Она была во много раз страшнее и больше той, которую нам удалось наблюдать со стороны. Мы могли судить об этом по страшному грохоту, по снежной пелене, закрывшей долину Иныльчека, по снежным языкам, протянувшимся почти через весь ледник. Но она не произвела на нас такого устрашающего впечатления, может быть, оттого, что ту лавину мы наблюдали в полной силе и со стороны. Или, может быть, потому, что чувство усталости и болезнь притупила в нас остроту восприятия окружающего. Мы только переглянулись с Шеклановым и сокрушенно покачали головами.

Нам не пришлось подняться на самый гребень.

Навстречу быстро спускались Сухорецкий и Сорокин.

— Вниз! — коротко приказал начальник. Только у нашей пещеры он объяснил причину возвращения.

Гребень шел круто вверх. Высокие «жандармы» — выветрившиеся и обледеневшие скалы — преграждали путь по гребню…

На преодоление их нужно потратить не менее трех дней. Продуктов у нас оставалось на два дня при самом экономном расходовании. Восхождение было обречено на неудачу.

Тяжело было смотреть на Сухорецкого. Он уткнулся лицом в свой мешок и лежал неподвижно, не отвечая на наши вопросы.

— Вниз! — повторил он, наконец, решительно и принялся свертывать палатку.

Вниз

Нам не хотелось ровно ничего на свете — только забраться в палатку, растянуться в ней и пить — пить, есть — есть.

Р. Амундсен

Гигантским стругом прошлась последняя лавина по склону Повелителя Духов.

Мощные снежные бугры были начисто срыты. В некоторых местах обнажились скалы. Поверхность снега стала выутюженной, твердой и скользкой от прокатившейся здесь тысячетонной тяжести. Каждый шаг грозил падением. Тщетно мы пытались свернуть с лавинного следа и выйти на целину. Книзу лавина расширялась, захватывая все большую площадь. Если бы мы ушли в сторону, наш путь вывел бы к обрыву цирка.

Оставалось только одно — поторапливаться. Мы шли, нервно прислушиваясь к шуму ветра, шуршанию комьев снега. И все-таки спускались очень быстро, иногда выбирая безрассудно опасную дорогу, лишь бы она была короче.

— Спокойнее, ребята! Спокойнее! — уговаривал нас Сухорецкий, к которому снова вернулись мужество и выдержка.

Но мы не могли отделаться от зловещего ощущения нависшей над нами угрозы. Каждую секунду сверху могли ринуться новые снежные обвалы.

С горькой насмешкой вспоминал я про себя наставления альпинистам, попавшим в лавину. Как же, помогут тут тебе плавательные движения рук, когда по башке хватит стопудовым комом!

Сухорецкий и Сорокин обогнали нас и пошли немного левее. Шекланов сам выбирал свою тропу. Чутье лыжника помогало ему находить сравнительно легкую и безопасную дорогу.

Резкая перемена атмосферного давления при спуске вызвала звон в ушах. Тело быстро уставало от непрерывного напряжения. Инстинктивно хотелось ставить ноги, упираясь в склон каблуками, но в кошках так спускаться нельзя. А удар о снег ступней, вооруженной десятью зубьями кошки, отдавался во всем корпусе тупой мышечной болью.

Дикий вскрик раздался впереди. Все произошло в какие-то доли секунды. Мы увидели, как Сухорецкий и Сорокин стремглав мчатся вниз по склону, тщетно пытаясь удержаться или затормозить свое падение.

Впереди был Сухорецкий. С какой-то непостижимой уму кошачьей ловкостью он перевернулся на живот и ногами вниз. Через несколько секунд мы снова увидели его в клубах снежной пыли: упираясь ногами в выступ скалы, он, полулежа, удерживал безжизненно свисавшее тело Сорокина.

Мы спешили к ним изо всех сил. Но, казалось, что никогда не удастся нам пройти сто метров, отделявшие нас от товарищей.

Сорокин был без сознания. Сломанный ледоруб болтался у него на лямке. С тяжелых, вялых рук капала кровь. Рюкзака с двумя спальными мешками на нем не было.

Укрепившись понадежнее, мы положили его на снег и стали приводить в чувство. Сухорецкого трясла нервная лихорадка.