К югу от мыса Ява - [86]

— Теперь можете его связать, боцман. — Николсон отвернулся. — Ладно, полковник, отведите-ка меня туда.

— Мой любезный друг, полагаю, способен сам довершить начатое, — прошипел Кисеки сквозь зубы. Выражение его лица не сулило мэру ничего хорошего, случись им встретиться при других обстоятельствах. — Он пусть и покажет вам, где находится передатчик.

— Не сомневаюсь, что он готов это сделать. Однако я предпочел бы чтобы это сделали вы. Кто-нибудь из ваших людей наверняка разгуливает неподалеку с автоматами, и уверен, они без колебаний проделают в мэре и во мне множество маленьких дырочек. Вы же, так сказать, послужите надежной гарантией безопасности. — Николсон переложил винтовку в левую руку, вытащил из-за ремня один из револьверов и убедился в том, что он снят с предохранителя. — Повторяю, я тороплюсь, полковник. Идемте.

Они вернулись через пять минут. Передатчик представлял теперь кусок искореженной стали с разбитыми лампами. Ни по пути на крышу, ни обратно они не встретили ровным счетом никого. Крики мэра не привлекли ничьего внимания, возможно, как подозревал Николсон, потому, что прислуга просто привыкла к подобным, доносившимся из комнат Кисеки звукам.

В отсутствие старшего помощника Маккиннон не бездействовал. Укрытый одеялами капитан Файндхорн удобно расположился на носилках на полу, прижимая к себе немного испуганного Питера Тэллона. По углам носилок сидело на корточках по японскому солдату. Особо выбирать им не приходилось, так как их запястья были надежно прикреплены к ручкам носилок, а мэр и заместитель полковника Кисеки связаны вместе за локти короткой веревкой. Пострадавший от Телака конвоир по-прежнему неподвижно лежал на полу, и Николсон подозревал, что ему суждено оставаться в таком положении еще очень долго. Шестого солдата видно не было.

— Весьма неплохо, боцман. — Николсон одобрительно посмотрел вокруг. — А где это наш пропавший друг?

— Он никуда не пропадал, сэр. Он там, в уборной. — Не обращая внимания на протесты и злобные взгляды Кисеки, Маккиннон продолжал привязывать его правую руку к левому локтю мэра. — Пришлось немного потрудиться, дабы закрыть дверь, но я справился.

— Превосходно. — Николсон окинул комнату последним взглядом. — Ждать более нет смысла. Будем отправляться.

— Куда это, интересно знать? — Широко расставив ноги, Кисеки вобрал голову в плечи. — Куда вы нас забираете?

— Телак сказал мне, что ваш личный баркас — лучший и быстрейший на всем побережье. Еще задолго до рассвета мы через Зондский пролив выйдем в Индийский океан.

— Что! — Лицо Кисеки исказилось от злости. — Вы забираете мой баркас? Вам это с рук не сойдет, англичанин, не сойдет! — Он замолчал, когда другая, еще более ужасная мысль пришла ему в голову, и он ринулся вперед, волоча за собой двух остальных и вопя: — Так вы и меня хотите взять с собой! Будьте вы прокляты!

— А вы как полагали? — холодно проговорил Николсон. — Он отступил назад от брыкающегося Кисеки, и не совсем милосердно ткнул его дулом винтовки в диафрагму. Кисеки скорчился от боли. — Вы наше единственное и стопроцентное охранное свидетельство. Неужели мы оставим вас здесь?

— Я никуда не пойду, — прохрипел Кисеки. — Не пойду. Можете меня убить, но не пойду. Концлагерь! Стать английским военнопленным? Никогда, никогда, никогда! Лучше застрелите меня!

— В этом нет необходимости, — заметил Николсон. — Мы можем связать вас покрепче, вставить кляп или даже уложить на носилки. — Он кивнул на дверь уборной. — Там полно дешевой рабочей силы. Но это лишь усложнит дело. Вы можете пойти добровольно или отправиться на носилках с простреленными ногами, если не пожелаете утихомириться. Выбирайте.

Кисеки посмотрел на непреклонное лицо Николсона и сделал выбор. Он пошел сам.

Когда они спускались к пристани, им не встретилось ни одного японского солдата. Ночь была безветренной, дождь лил не переставая, и улицы Бантука оказались совершенно безлюдными. После столь долгого перерыва удача вновь повернулась к ним лицом.

Вэньер с остальными были уже на борту. Пристань охранял лишь один часовой, и Телак был бесшумен и стремителен, как рысь. Ван Эффен спал на койке внизу, Уолтерс собирался передавать сообщение, баркас длиной в сорок и шириной в четырнадцать футов поблескивал в темноте под дождем и был готов к немедленному отплытию.

Уиллоуби властвовал в машинном отделении, светясь детской радостью при виде двух, в превосходном состоянии дизелей. Гордон и Ивэнс грузили на заднюю палубу лишние полдюжины бочек с топливом. Маккиннон же с Вэньером обходили стоявшие за молом другие, более крупные суда в поисках раций, оказывавшихся тотчас раскуроченными. Наткнувшись в гавани еще на один баркас, они вывели из строя магнето на нем.

Ровно в десять вечера баркас, мерно урча, вышел в абсолютно спокойное море. Николсон умолял Телака отправиться с ними, но тот наотрез отказался, сказав, что не представляет себе жизни без своего народа. И двинулся вверх по длинной пристани, ни разу не обернувшись. И Николсон знал, что видит его в последний раз.

Едва они отплыли в темноту, четверо японских, все еще привязанных к носилкам солдат, сломя голову заметались по пристани, пронзительно крича высокими голосами, вскоре потонувшими во внезапном звуковом крещендо: достигший конца мола баркас с полностью открытыми дроссельными клапанами и работающими на максимальной мощности двигателями рванул в направлении мыса Ява и скрывавшегося за ним Тиморского моря.