К вулканам Тихого океана - [17]

— У вас такое странное произношение и имя не английское, — говорит он. — Вы, наверное, немец?

— Я из Чехословакии.

— Не может быть! Вам ребята что-нибудь говорили?

Не могу понять, что удивительного в том, что я из Чехословакии, и что такого ребята должны были мне сказать. Отец Норман по-прежнему сомневается, что я чех.

— Пойдемте, я покажу вам школу, орхидеи, электростанцию и угощу нашим кофе.

На возвышении стоит церковь, построенная из местного материала. Но сначала мы идем в школу, ее центр — футбольное поле, вокруг разбросаны хижины, у каждого класса своя, так же как и в миссии Ванигелы. Вместо парт — колода повыше и колода пониже, пишут на дощечках. Мы идем в шестой класс, здесь он самый старший. Отец Норман представляет меня ученикам.

— Этот господин — геолог, зовут его Петр, он из Чехословакии. Дети, знаете ли вы что-нибудь о Чехословакии?

Руки взмывают вверх. Почти все. В первую минуту я не верю глазам своим. Что могут знать о моей стране эти двенадцатилетние сорванцы, когда и хорошо образованные австралийцы полагают, что столица Чехословакии — Белград, а президент — Тито. Деды этих пацанов охотились за головами, а отцы понятия не имели ни о письме, ни о чтении.

Девочка лет двенадцати, худенькая, как рыбка, отвечает:

— Чехословакия небольшая страна в середине Европы, в ней много заводов, люди умеют делать все, и там хорошая музыка.

Потом говорят другие дети и сообщают удивительные подробности о моей стране. Я потрясен.

— А теперь вы расскажите нам о Чехословакии.

Я смотрю на детей, потом на дыру, которая служит окном, на навес, укрывающий класс от дождя, разглядываю на стенах плакаты: Шотландия, Скандинавия, «Яблонэкс», «Мотоков»[12]. Висит здесь и карта обоих полушарий, а в центре Европы совсем маленькое пятнышко — Чехословакия. Мне ужасно захотелось домой, туда, где это маленькое пятнышко. Я пытаюсь сосредоточиться и сказать какие-то подходящие к случаю слова. Голос дрожит. Вытираю пот. Отец Норман уводит меня. Снова изумление. Стол в маленьком кабинете завален книгами, среди них все, что было переведено с чешского на английский: Чапек, Гашек, современная проза и поэзия. Пластинки — Дворжак, Сметана, Яначек. Вопросы громоздятся у меня в голове. Но еще орхидеи, возможно, самая большая коллекция на востоке Новой Гвинеи, и динамо-машина. Самолет уже вернулся. Пожимаем руки.

— Перелайте привет людям в Чехословакии, они мне очень нравятся. В Англии во время войны я познакомился с одним из ваших солдат, и с той поры…

С той поры отец Норман и собирает все о Чехословакии, да и о других странах Европы. Он двадцать лет не был нигде, кроме Ангау. Почту отправляет редко, только когда случайно залетит сюда какой-нибудь самолет. Отец Норман считает свою миссионерскую работу обычным делом. Он учит читать, писать, петь, выращивать кофе. Своей заслугой считает то, что здесь есть аэродром, что вечером горят электрические лампочки и играет радио, что люди здесь не бедствуют. И у меня создается впечатление, что он совсем забыл про религию.

День, полный впечатлений, еще не закончился. Обратный полет в Порт-Морсби не обошелся без приключений. На юг от хребта Оуэн-Стэнли плохая погода. Радиосвязь с Порт-Морсби не налаживается, и пилот злится. Согласно инструкции из Порт-Морсби, мы должны лететь очень высоко и, если погода совсем испортится, нам следует держаться северной стороны Оуэн-Стэнли и приземлиться на аэродроме в Кокоде. После этих инструкций теряем связь полностью. Летим над горами в густых облаках, и пилот высматривает хоть какой-нибудь просвет, чтобы спуститься ниже. Нам удалось только разглядеть, что мы летим между горами и очень низко над землей. В Порт-Морсби наши сигналы не слышат или не обращают внимания на них: таких, как мы, много. Облачность сгущается. Пилот смотрит по карте, как долететь до Кокода. Мы находимся как раз там, где во время второй мировой войны разбился американский военный самолет, примерно в ста километрах от Порт-Морсби. Каждый, кто этой историей интересовался, помнит названия Кокод и Оуэн-Стэнли. Перед моими глазами стоит листок, который несколько недель назад я видел в музее в Порт-Морсби. Это дневник экипажа самолета С-47, который упал на склоны Маунт-Обре. На север от горного хребта тоже туман, и держать курс на Кокод небезопасно. Начинаем нервничать. Если спускаемся ниже, ничего не видно, только капли дождя оставляют волнистые дорожки на переднем стекле. Если поднимаемся выше, солнце светит и линия обзора немилосердно приближается.

В Порт-Морсби мы прилетели на час позже, чем было намечено.

5. Господин, хотите каменный топор? Маунт-Хаген

Порт-Морсби и на этот раз мне показался неприветливым, немного грязным и беспокойным. Правда, я там встретился с многими интересными людьми. Времени у меня было в обрез, я торопился продолжить исследование вулканов Новой Гвинеи. В архиве геологической службы я изучал геологические отчеты, в канцелярии филиала Австралийского национального университета уточнял подробности о получении нами машины и домика в Маунт-Хагене, в полицейском участке я должен был получить водительское удостоверение, а для этого продемонстрировать способность управлять машиной в сложных условиях на узких горных дорогах. Лиде, своей жене, я поручил наменять побольше десятицентовых монет. Она с сыном еще в Канберре решила участвовать в моих дальнейших экспедициях. Этот ее шаг многие считали неразумным. Особенно те, кто никогда на Новой Гвинее не был или же побывал лишь в ее главном городе Порт-Морсби. Они постоянно подчеркивали, как опасно ребенку «среди дикарей и людоедов», и начинали рассказывать о всевозможных болезнях, которые может подцепить ребенок, попав в страну, где считается, что мыться совершенно необязательно. Еще хорошо, что я не объяснял, куда мы направляемся: Новогвинейское нагорье на запад от Маунт-Хагена принадлежит к наименее изученным районам.