К востоку от Берингова пролива - [3]

И всюду громыхают ружейные выстрелы. Для местных жителей (а население разбросанных по Дельте поселков — около десяти тысяч человек, и это почти исключительно эскимосы) охота на водоплавающих всегда имела важное значение. Рыба сейчас не ловится, запасы продуктов в домах подошли к концу, и вся надежда в это время года на удачную охоту на птиц.

Подсчитано, что только местные охотники добывают ежегодно, главным образом весной, не меньше 80 тысяч гусей и около 40 тысяч уток. А ведь здесь охотятся и горожане из Бетела, Анкориджа и Фэрбенкса, из других частей Аляски и из других штатов.

Количество охотников в Дельте растет с каждым годом. Все больше становится их и на Аляске, и в других штатах. Сокращаются площади зимовок гусей и уток.

— Дичи с каждым годом становится у нас все меньше. И куда она девается? — сетуют старожилы Бетела.

По улице Кветлука, эскимосского поселка, что раскинулся по высокому берегу Кускоквима, идут двое ребят. Они несут красное пластиковое, четырехугольной формы ведро. Оба в резиновых сапогах и с ног до головы заляпаны илом. У обоих посиневшие носы и руки.

Не рыбаки ли? Я заглянул в ведерко. Оно было наполовину заполнено рыбой. Рыбки небольшие, в ладонь длиной или меньше, головастые, угольно-бурые, с тусклым блеском и с беспорядочно разбросанными по телу золотистыми блестками.

— Как она называется? — спрашиваю у ребят.

— Джон Берьезкин, — несмело отвечает старший.

Похоже, что мои собеседники, как и я, не очень тверды в английском языке…

— А рыба?

— Блекфиш (черная рыба), — поняв наконец вопрос, отвечает Джон Березкин. Потом добавляет — По-инуитски это кангвиик.

Так я вновь встретился со старой знакомой. Латинское название ее — даллия пекторалис, русское — просто даллия. Рыбка очень интересна. Водится она лишь вблизи Берингова пролива — на востоке Чукотки и на западе Аляски. Она не часто попадает в руки ученых, и еще недавно многие специалисты-ихтиологи мечтали хотя бы взглянуть на нее (да и сейчас даллия — редкость в коллекциях зоологических музеев). Но дело не только в этом. Даллия необычайно живуча. Она может замерзать и даже долго оставаться замерзшей, а затем, оттаяв, снова возвращаться к жизни. И обитает она на своей родине в насквозь промерзающих болотах, озерках и ручьях.

Почему даллия не распространилась широко по Северу и нельзя ли расселить ее в других участках тундры, «зарыбить», как говорят ихтиологи, пустующие мелкие озера и ручьи? Над этим советские ученые задумываются давно. Пытались и осуществить это, и мне довелось впервые привезти для этой цели в Москву живых рыбок.

Было это в 1964 году на Чукотке. Наша экспедиция заканчивала работу уже осенью. С каждым днем все ярче загорались золотом листики ползучих ив. Гуси и журавли собирались в предотлетные стаи. Рыжие крикуны суслики (они стрекочут, как сороки) спешили накопить на зиму жир и кормились, пренебрегая опасностью, вдали от нор, близко подпускали к себе человека.

Незадолго до отъезда с Чукотки я получил телеграмму от своего друга профессора В. Д. Лебедева с просьбой привезти в Москву живых даллий. И теперь с сачком на длинной палке и большим пластиковым мешком в рюкзаке с утра до вечера я ходил по тундре, цедил воду в ручьях и озерах, с надеждой копался на мелководьях в иле. Но хотя здесь, в окрестностях залива Лаврентия, они и водятся (об этом написано в научных сводках), напасть на них мне не удавалось.

Может быть, помогут местные жители? Я стал расспрашивать охотников, рыбаков, оленеводов, что наезжают в поселок из тундры. Объяснял, как выглядит рыбка, рисовал ее на папиросных пачках и коробках сахара, добросовестно выполнял обязанности гостя, выпивая вместе с хозяевами несчетное количество чашек чая. Но нет, даллии никто не знал.

Оставалось несколько дней до отъезда. И тут случай свел меня со стариком чукчей. Он давно ослеп и не только не бывал в тундре, но почти уже не выходил и из дома, где жил вместе с дочерью и зятем.

— Это ты ищешь черных рыбок? — спросил он через переводчицу, свою дочь. — Тоже хочешь удивляться?

И поведал, как много лет назад, когда он обновлял санный путь, его упряжные собаки вдруг остановились и начали выкапывать из-под мха и снега рыбу. Пустив в ход остол, выкопал несколько рыбок и изумленный охотник. Потом он попал в пургу, не один день отлеживался в сугробе, и нечаянная добыча очень ему пригодилась.

Рассказчик увлекся, стал вспоминать, как дальше протекала поездка (а был он женихом и ехал к своей будущей жене). Услышал я и много других интересных историй. Дело тоже не обошлось без чая. Но все же со слов старика я смог начертить примерную карту, нанес на нее его путь и место необычной рыбной ловли.

На следующий день я опять был в тундре, легко Нашел ту самую долину и сразу же стал обладателем желанной добычи. Трудно сказать, что поразило меня больше. — сами рыбы, ничтожные размеры водоема, в котором они жили, или необыкновенная память старого охотника. К исходу дня у меня за спиной, в пузыре из прозрачной пленки плескалось около полусотни даллий. Через несколько дней, пересаживаясь с самолета на самолет, я благополучно привез их в Москву. Часть рыбок поселилась в аквариумах Московского университета, а часть — в зоопарке. Это был единственный случай появления в столице живых даллий. Посмотреть на них шли и специалисты-ихтиологи, и любители-аквариумисты (а рыбки были очень красивы). Они Хорошо перезимовали. Ученым удалось выяснить некоторые особенности биологии даллий, появилась даже надежда получить от них приплод. Но весной почти в один день все они погибли от грибкового заболевания.