К свету - [59]

Вконец обессиленный, Глеб рухнул в траву рядом с каким-то покосившимся сараем. Что там говорил Ксива насчет водки? Что она вымывает не только радиацию, но и дурные мысли? Похоже, сейчас был самый подходящий момент, чтобы позаботиться и о том и о другом. Мальчик порылся в рюкзаке, нашел флягу, переданную Ксивой на хранение, отвинтил крышку. Холодная жидкость обожгла глотку, комом встав где-то внутри. Глеб заставил себя сделать еще один глоток, закашлялся. Прислушался к ощущениям. Дурные мысли не исчезли, зато во рту появился гадостный дурной привкус. Зафутболив флягу в кусты, мальчик натянул намордник противогаза и двинулся дальше.

Часть третья Откровения

Глава 16. К свету

Мало стоит тот, кто никогда не отчаивался. Лишь испытав это гнетущее чувство, можно по достоинству оценить всю прелесть благополучной жизни. Лишь прочувствовав на собственной шкуре удар за ударом, которые судьба обрушивает на нас, дабы испытать на прочность, можно с твердой уверенностью говорить: «Я сильный. Я смогу». Иногда отчаяние толкает на самые неожиданные поступки, но чаще ввергает в пропасть уныния. Потому что показывает человеку предел, предлагая нелегкий выбор — опустить руки и признаться в собственном бессилии либо продолжать мучительные поиски выхода из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций.

Такие моменты, моменты отчаяния, для каждого из нас проходят по-разному. Для кого-то бесследно, а кому-то в корне меняют жизнь. Поддаться эмоциям и впасть в уныние проще, но перед этим бывает не лишним чуточку оглядеться. Зачастую мы просто не замечаем тех знаков, что окружают нас, указывая на возможные решения.

Сложно продолжать борьбу с обстоятельствами там, где шансы на победу нулевые. Но гораздо тяжелее жить потом, признав поражение… Сдавшись… Иногда это настолько невыносимо, что жизнь становится нежеланной, теряет смысл.

Оттого отчаиваться опасно, а чаще — просто бессмысленно. Как, впрочем, и жить, не испытав этого чувства. Хотя бы раз.

* * *

Тарана нигде не было. Глеб сидел прислонившись к кирпичной стене и пытался успокоиться. В голове не укладывалось, что наставник мог вот так глупо погибнуть… Кто угодно, только не он. Отчего-то перед глазами мельтешил навязчивый образ гигантской летающей твари, что забрала тело девушки. Неужели сталкера постигла та же участь? Хотя в таком состоянии Тарана мог достать любой, самый завалящий зверь…

Мальчик так и продолжал бы сидеть на холодном изломанном асфальте, но тут его накрыло: да он ведь остался один! И это было не то одиночество, с которым он свыкся за годы без родителей.

Нет. На Московской всегда под боком был кто-то, готовый пообщаться, прикрикнуть, даже поругать, на худой конец, но не оставаться безучастным. А сейчас… рядом не было никого. Абсолютно никого…

Один.

Наедине со своими страхами и сомнениями.

Один против тысячи опасностей внешнего мира.

Мог ли он предположить, что знакомство с командой бравых вояк и так увлекательно начинавшийся поход обернутся чередой смертей и полным крахом мечты? Как сможет он теперь добраться до чистых земель?..

Но самой тяжелой раной была гибель наставника.

В низком, затянутом пеленой туч небе снова загрохотало, засверкали частые молнии. Глеб вжался в мостовую, ссутулил плечи, закрыл голову руками. Стараясь побороть страх, он попытался вспомнить что-нибудь яркое, хорошее, от чего стало бы хоть чуточку легче. Но, как назло, образы, всплывшие в памяти, настроения не улучшали. Сначала это был изнуренный Палыч, вернувшийся после резни веганцев, потом — толстяк Проха со своей сворой. Перед глазами отчетливо стояла его наглая ухмыляющаяся рожа… Жирные пальцы, которыми он мусолил зажигалку… Потом старейшина Никанор, обменявший Глеба на свиное мясо… Злой, презрительный взгляд Кондора… Шаман, скрутивший руки… Все обиды, одна горше другой, сейчас сжимали его горло, не давая дохнуть.

Таран. Единственный близкий человек после гибели родителей. Почему обязательно надо потерять человека, чтобы осознать, насколько он тебе дорог? Слезы сами собой потекли по щекам. В это мгновение мальчик желал только одного — сгинуть, провалиться куда-нибудь, ничего не чувствовать.

Что бы сейчас сказал ему Таран, если б увидел в таком состоянии? В голове сами собой всплыли наставления сталкера:

«Если решил что-то сделать — сделай первый шаг. И не бойся сделать следующий. Бойся бездействия. Наметь цель и выкинь из головы остальное…»

— Бойся бездействия… — Глеб не заметил, как заговорил вслух.

Рука его потянулась к пистолету. Струи дождя нещадно лупили по телу, смывая с комбеза уличную заразу. Вместе с грязью как будто слетала корка страха и нерешительности. Набившее оскомину ощущение жалости по отношению к самому себе безумно раздражало. Глеб скривился. В это мгновение он ненавидел себя.

— Цель наметить? — Мальчик приставил вороненый ствол к виску и закрыл глаза, пытаясь представить, что будет ПОТОМ. Звук щелкнувшего предохранителя потонул в оглушительных раскатах грома. Палец задрожал на спусковом курке.

И вдруг сквозь прикрытые веки пробилась вспышка света. Глеб приоткрыл глаза и увидел его…

Свет!

Пронзительно яркий столп света где-то там, над руинами ангаров и мачтами покосившихся сухогрузов…