К судьбе лицом - [102]

– О чем?

– О временах столь древних, что мы рядом с ними – несмышленые дети. О мальчике, у которого были братья и сестры, несчастная мать, и суровый отец-тиран… Старый тиран, отправивший своих первенцев в мрак на вечное заточение. И тогда несчастная мать умоляла детей восстать против отца и лишить его власти. Но дети знали мощь отца и не решались выступить против него… пока один из них не услышал голос из-за плеч. «Ты упрямый, маленький Уранид, – сказал голос. – В тебе слышна твердость скал, а что может быть крепче камня?»

«Раскаленный металл, – подумал я, возвращаясь памятью в свое детство и невольно давая ответ на вопрос ее словами. – Когда он перестает вспыхивать».

Хирон нервно расковыривал землю правым передним копытом.

– С тех пор она поселилась у него за плечами – Ананка-судьба. Слыша ее, он взял в руки выплавленный матерью серп. Следуя ее советам, одолел и оскопил отца – Урана-небо. Благодаря ей, провозгласил себя Повелителем Времени… Мне не известно – и никому не известно, зачем она это сделала. Может быть, не могла видеть, как страдает Гея-Земля. Может, опасалась гибели всего сущего и потому решила вмешаться. Может, искала что-то… спроси ее сам, если пожелаешь.

Я молча смотрел на ближайшую скульптуру: коренастому крепышу не хватило совсем чуть-чуть, чтобы закрыть глаза руками.

Мне хотелось зажмуриться.

– Так или иначе, а начался Золотой Век. Крон правил мудро и честно, и под его рукой смертные и бессмертные народы процветали… пока… Он стал меняться – исподволь, незаметно. Делаться все подозрительнее. Оборачиваться – словно пытался убежать от кого-то, кто за его спиной. Потом… никто не знает, кто изрек то пророчество о сыновьях. Говорят, что Уран. Говорят, что Гея. Говорят, что Мойры, но ведь они же…

– Дочери Судьбы, – отозвался я.

– Как бы то ни было, узнав, какой будет его судьба, он решил ей не покоряться. Правление Крона стало тиранией. Золотой Век подошел к концу, наступала темная эпоха. И когда родился ты…

– Можешь не продолжать свою сказку, учитель героев, – оборвал я сухо. – Я знаю, что дальше.

Не знаю только концовки и не могу сказать, тяготит ли это меня.

– Откуда ты знаешь все это?

– Он мне сказал, – Хирон взмахнул широкой ладонью, указывая в сторону Тартара. – За несколько дней до последней битвы. Наверное, то был единственный раз, когда мы с ним разговаривали с глазу на глаз. «Она теперь говорит с кем-то из них, – вот его прощальные слова. – Мне только иногда хихикает из-за плеч. Но это ничего. Рано или поздно – а я сделаю так, что загорится самый ее проклятый свиток».

Я могу умереть, – говорила она мне, смеясь, – для кого-нибудь. Если он вдруг изберет путь, не прописанный в моем свитке…

Ты можешь умереть, – додумал я сейчас, – для всех. Если кто-нибудь сделает то, что никогда не было прописано в твоем свитке. То, что изменит судьбы сразу всех – так, как это никогда не было предначертано. Значит, Крон искал способ для этого?

– Искал, невидимка, – с усталым вздохом долетело из-за плеч…

Наверное, старательно искал. Может, даже нашел, только его немного отвлекла война.

Трое сыновей – досадные камешки под ногами.

– Судьба – продажная девка, Кронид. Её любимчикам не позавидуешь. Скажи: ты действительно хочешь и дальше закрывать собою Тартар? Хочешь, чтобы олимпийцы остались на своих тронах, а мать-Гея и дальше вас ненавидела? Даже не зная, что Ананка написала в твоем свитке?

Я пожал плечами. Что-то ты многословен, учитель героев. Мог бы догадаться – раз уж ты здесь.

– Гея уже приходила, – сказал кентавр небрежно. Перебросил истину из ладони в ладонь. – Давно. Титаномахия тогда была в разгаре, и Земля страдала оттого, что по ней разбросаны гниющие тела. Пришла с Нюктой. Узнать, что будет, если забросить в Тартар еще одного бога.

Я молчал. Рассматривал статую воина: красавца с растрепанными кудрями, который в последний момент то ли хотел отвернуться, избегнуть взгляда, то ли опустить голову…

То ли подставить пряди под чей-то меч.

– Не бога, – поправил потом. – Чудовище.

– Я сказал им, что это глупо. Если бы бог смерти оказался в Тартаре – родился бы другой. Не у Нюкты. У Стикс. У Горгиры. У любой из подземных или неподземных титанид. Как однажды из тьмы родился свет. Из Хаоса – порядок. Мир – бесконечная битва, любимчик, где каждый убивает каждого: иначе не могло быть. Крон родился на погибель Урану. Вы – на погибель отцу. Любые саженцы можно убить: любые саженцы умирают, чтобы перегноем лечь в землю, удобрить собой новые семена. От любой болезни рано или поздно находится лекарство.

Кентавр журчал и журчал голосом: мерно, тихо, бездонной Летой: смежишь веки – и привидится тебе бесконечное поле с поднимающимися всходами, всходы созревают, поднимают головы, тянут зеленые ладони к солнцу. Живут – не зная, близко ли то, что может на корню истребить урожай.

– Бессмертные Гигантам не помеха.

– Верно, – выдохнул тот, кто презрел бессмертие, – но разве это значит, что оружия против саженцев Геи вовсе не существует?