К спорам о фантастике - [3]

Айзек Азимов, выступавший в качестве одного из основных докладчиков, заявил, что научная фантастика прочно и неразрывно связана с наукой и что основная ее зада­ча — давать глубоко обоснованные прогнозы будущего. Известный фантаст и редактор журнала «Гэлэкси» («Галактика») Фредерик Пол сказал, что научная фантастика — это «часть общей литературы социального комментирования», что кроме проблем, связанных непосредственно с научно-техническим прогрессом, фантастика анализирует также след­ствия этого прогресса — такие, как рост материального благосостояния, обострение со­циальных конфликтов, деградация среды человеческого обитания.

«Для фантаста все существующие институты являются всего лишь неким вариантом из множества возможных миров. Научная фантастика — это один из лучших и наверняка один из наиболее гибких способов художественного исследо­вания тех перемен, к которым мы приближаемся»,— заявил Ф. Пол.

Уильям Тенн подчеркнул, что интеллектуализм является органическим свойством научной фантастики, что разум в ней преобладает над эмоциями, а профессор Дарко Сувин назвал научную фантастику «познавательным остранением», обращенным к ново­му виду эмоций — к эмоциям интеллектуальным, вызванным красотой научной карти­ны мира.

Словом, «старшие» фантасты дружно утверждали высокую познавательную, ана­литическую, прогностическую ценность научной фантастики. Представители «іювой вол­ны» тоже действовали в основном согласованно — они решительно отвергали познава­тельную и прогностическую функцию фантастики (и вообще литературы).

«Если вы собираетесь поучать, пророчествовать, предсказывать, зачем для этого писать роман? — спрашивала, например, Джоана Расс.— Почему бы вам не поучать, не пророчествовать, не предсказывать непосредственно?»

Этим высказыванием, к которому присоединились Роберт Силверберг и ряд других, представители «новой волны» продемонстрировали непонимание самой сути и специфики научной фантастики, в которой «пророчества» и «предсказания» есть своеобразная форма художественного анализа острейших проблем современности. Они продемонстриро­вали непонимание того, что «поучения», то есть нравственная оценка изображаемого, есть неотъемлемая функция всякого искусства, в том числе и научной фантастики, в ко­торой содержится нравственная оценка возможных влияний научно-технического про­гресса на судьбы людей. Подобное непонимание вытекает из установки «новой волны» на формально-эстетические поиски, в которых она видит главную задачу «настоящей» литературы. Недаром программа «молодых» на форуме выглядела весьма туманно: они заявили, что искусство должно строиться на эмоциях, а не на размышлениях.

«Мы творим с помощью картин, и образов, и мечтаний и желаем чего-то более волнующего, более художественного»,— провозгласил Р. Силверберг.

Но, разумеется, желание «чего-то более волнующего» само по себе не может быть платформой литературного направления вообще. Не может оно и стать программой для научной фантастики. Современная научная фантастика имеет вполне определенную сущ­ность и специфику, что, собственно, и позволяет говорить о ней как о самостоятельном литературном явлении. Такое понимание научной фантастики разрабатывается в послед­ние годы в советском литературоведении (в частности, авторами данной статьи); близки к нему, как это видно из выступлений на форуме (и других высказываний), и «старшие» представители западной фантастики. Специфическая сущность современной научной фан­тастики, которую либо не понимают, либо внутренне не приемлют представители «новой волны», состоит в том, что она является принципиально новым способом художествен­ного познания и отражения действительности, органически сочетающим приемы научного и художественного анализа. Она действует на более высоком уровне абстрагирования, чем реализм,— на уровне, близком к научному исследованию, пользуется гипотетически­ми («пророческими») конструкциями и моделями, и это обеспечивает ей возможность разрабатывать глобальные проблемы, которые столь характерны для современной дей­ствительности. Ведь эти проблемы, наиболее острые и важные для судеб человечества, в то же время далеко выходят за рамки индивидуального опыта и не находят художест­венного выражения в «формах самой жизни».

Все это не устраивает представителей «новой волны», и они всячески корят «стар­ших» за стремление подчинить фантастику науке, логике, социальной проблематике. Обрушиваются они на «традиционную» научную фантастику и за ее обличительный, про­пагандистский пафос. Это и понятно — ведь «новая волна» в своих формальных экспери­ментах уходит от острых и злободневных проблем современности, а для современной научной фантастики основной предмет анализа и изображения — даже не будущее (хотя она, естественно, включает в себя жанр утопии и «антиутопии»), а настоящее, специфи­чески исследуемое как совокупность его возможных продолжений.

«Научная фантастика,— пишет американский литературовед Р. Уилсон в жур­нале «Экстраполейшн»,— это литература идеи, стремящаяся критически подойти к настоящему путем исследования будущего».