К спорам о фантастике - [2]

В сущности, и о «новой волне», которую Б. Олдисс считает оазисом подлинного искусства среди бесплодных пустынь нудной дидактики и ремесленных поделок, он дал не очень точную информацию. Заявив, что «новая волна» — это «ряд ярких индивидуаль­ностей» и что они идут своим путем, Б. Олдисс не сообщил, что же это за путь и в чем его оригинальность, зато высказал убеждение, что это — путь единственно верный.

Такое убеждение характерно для «новой волны» в целом. Ее представители, про­должая числить себя в рядах научных фантастов, безоговорочно отвергают всю «ста­рую» научную фантастику. Активная пропагандистка этой группы, влиятельный критик Джудит Меррил считает, что для научной фантастики наступило время капитальной переоценки ценностей.

«То, что до недавнего времени казалось в ней наиболее важным, ныне пере­стало быть таковым»,— заявляет она в предисловии к антологии «Сайснс фикшн 12» («Научная фантастика 12»).

Английский фантаст Дж. Боллард, один из наиболее талантливых представителей «новой волны», склонен даже отказаться от наименования «научный фантаст» — на­столько ему не по душе вся прежняя научная фантастика.

«Я не считаю себя научным фантастом в том смысле, в каком Айзек Азимов или Артур Кларк являются научными фантастами,— пишет он на страницах жур­нала «Спекулейшн» («Размышления»).— Точнее говоря, я считаю себя научным фантастом в том смысле, в каком сюрреализм является научным искусством».«Новая волна» возникла на английской почве; ее организационным центром стал журнал «Нью уорлдз» («Новые миры»). Как пишет Дж. Меррил, это

«журнал, посвятивший себя современному искусству и дизайну, авангардистской психологии, противоречивой физике и философии — наравне с научной фантасти­кой, сюрреализмом и символизмом — и стремящийся к созданию межвидовых, мно­гослойных, транскультурных гибридов и комбинаций».

Действительно, для «новой волны» характерна прочная связь с авангардистским искусством. «Классическая» научная фантастика пополняла свои ряды в основном за счет ученых и вообще людей, так или иначе связанных с наукой (А. Азимов, Ф. Хойл, Р. Хайнлайн, А. Кларк, У. Тенн и многие другие), а в «новой волне» преобладают поэты, музыканты, художники, певцы, критики, журналисты. В этой пестроте профессий, имен, индивидуальных стилей все же нетрудно уловить некую общую ориентацию. И по декла­рации, и по художественной практике «новой волны» можно заключить, что основное внимание здесь уделяется экспериментам в области формы — и притом экспериментам модернистского толка.

«Новая волна», по-видимому, порождена кризисом, давно уже исподволь нараста­ющим в «классической» фантастике: исчерпали себя (или кажется, что исчерпали) неко­торые коронные темы и проблемы; многие виднейшие авторы отошли от научной фанта­стики или утратили активность. Пытаясь преодолеть этот кризис, часть фантастов уви­дела выход в сближении с «большой литературой». Представители «новой волны» декла­рируют, что «беллетризация» фантастики, к которой они стремятся, даст им возможность разрабатывать глубокие, значительные, «подлинно человеческие» проблемы, которых яко­бы избегает «традиционная» научная фантастика. Однако эти декларации явно расходятся с практикой. «Новая волна», правда, имеет на своем счету романы, проникнутые обличительным пафосом, где остро (хотя по преимуществу в эмоциональном плане) критикуются уродства буржуазной цивилизации («Лагерь концентрации» Томаса Диша, «Баг Джек Баррон» Нормана Спинреда), но такого рода произведения не определяют ее облика. В действительности «новая волна» представляет собой отход от глобальных социальных проблем, специфичных для научной фантастики, в глубины языковых и ком­позиционных поисков формального плана (С. Делани, Дж. Боллард, Б. Олдисс) или в закоулки «овеществленной» фантастическими средствами больной человеческой психики (Р. Желязны, М. Муркок). В таких произведениях реальная действительность дробится, «атомизируется», теряет цельность и смысл. Эту тенденцию «новой волны» точно подме­чает американский фантаст и критик П. Шуйлер-Миллер.

«Наука принимает за аксиому,— пишет он в журнале «Аналог»,— что вселен­ная имеет смысл и мы можем его понять. Научная фантастика исследует этот смысл. Аксиомой «новой волны» (как и «театра абсурда», с которым она себя свя­зывает) является утверждение, что мир не имеет смысла, и «новая волна» посвя­щает себя передаче этого безсмыслия».

Таким образом, выясняется, что «большая литература», на сближение с которой ориентируется «новая волна»,— это современные авангардистские течения, а сближение с ними достигается ценой отказа от важнейшей, общественно-значительной проблематики научной фантастики. Понятно, что «новая волна» не может претендовать на роль прола­гателя новых путей для подлинной научной фантастики.

За последние годы состоялось немало встреч фантастов — в том числе и на между­народном уровне,— и на многих из этих встреч разгорались ожесточенные споры между представителями «традиционной» научной фантастики и «новой волны», споры, спрово­цированные шумными претензиями «новой волны». Такой спор, в частности, произошел на форуме фантастов, созванном при содействии Ассоциации современной лингвистики; материалы этого форума были опубликованы в журнале «Экстраполейшн».