К.Разумовский: Последний гетман - [68]

– Рано улыбаетесь, граф, – напомнил он, пробегая мимо; сзади тянулся длинный хвост придворных.

Граф Кирила обругал себя хохлацким волом, на некотором отдалении следуя за Государем. Тут кого угодно можно было встретить, в том числе и весталку, которая приняла его улыбку благосклонно и заинтересованно. Опасная молодая дама! Родная сестра Елизаветы Воронцовой и племянница канцлера – она все и обо всех знала, везде совала свой аккуратный, симпатичный носик. Да и в выражениях не стеснялась, зачастую опасных для постороннего слуха.

– Вы слышали, граф?.. – таким громким шепотом заговорила, что не только ближнее окружение – Государь мог оглянуться.

– Что такое? Землетрясение? Комета пролетела? Моя Малороссия сквозь землю провалилась?..

– Хуже, граф! Фельдмаршал Миних возвращен, из Ярославля прибыл бывший герцог Бирон. А Бестужев пребывает в ссылке! Каково?

– Княгиня, спросите об этом своего дядюшку-канцлера, – хотел пройти мимо, да этикет не позволял; Екатерина Дашкова, кукольного вида семнадцатилетняя дама, была у всех на виду и на слуху.

Но ей хоть бы что!

– Дядюшка в нашем заговоре не участвует. О Бестужеве пред Государем не станет ходатайствовать. Как, свое канцлерство терять?

Вот те раз! Стоит пройти по коридорам дворца, тебя и в заговорщики определят. А там ведь и до Шлиссельбурга недалеко…

Еле отделался от прекрасной весталки, проходя мимо прежних покоев брата. Алексей перебрался в свое городское поместье, прослышал, что его хотят назначить главнокомандующим заграничными войсками, – и убрался восвояси. Если Кирилл не был военным, так брат-то и подавно. Вот умора будет, если и его заставят маршировать!…

Алексей Григорьевич плохих обедов не задавал. Вельможа оставался вельможей, хотя от дел был вроде бы отстранен. С первой попытки просьба об отставке неудалась – совестно стало Петру Федоровичу за все прошлые обеды и угощения. Но настырный хохол не отставал: у него имелось все, что душе угодно, а чего мозолить глаза завистникам? Новые люди трон окружили, пинками вышибают прежних фаворитов. Значит, дожимай Государя – и он дожал. Уже 6 марта появился указ:

«Генерал-фельдмаршалу графу Разумовскому быть уволенным и вечно свободным от всей военной и гражданской службы, с тем что, как у двора, так и где б он жить ни пожелал, отдается ему по чину его должное почтение, обещая его импер. величество сами сохранить к нему непременную милость и высочайшее благоволение».

Указ был только что обнародован, и Кирилл Разумовский понимал, что Государь не хитрит в своих намеках. Старшему брату он помирволил, но почему бы не бросить в заграничный поход брата младшего? Отдувайся по своему родству!

Пока же все шло должным порядком. Хотя на Петра Федоровича нельзя было положиться – вдруг выкинет какую-нибудь внезапную, дикую штуку? Но, видимо, роскошные блюда располагали к умиротворению. Два оркестра играли на хорах, пели итальянские кастраты, мода на них в Петербурге пошла. Тосты гремели. При имени Государя грохали пушки за окном. Так было в Гостилицах, так узаконилось и в городском поместье – только заряды в жерла пушек запихивали холостые; Елизавета Петровна еще на том настояла, говоря: «Город не разнесите, граф Алексей Григорьевич!» – «Не разнесу», – обещал он и в память о ней слово держал.

По желанию Государя датского посланника посадили напротив. И вот в конце обеда он пристально посмотрел на датчанина, будто впервые видел, и бесцеремонно изрек:

– Дания захапала мою Голштинию, пора выгнать ее оттуда.

Датский посланник был как рак красный, не в силах ничего возразить. А когда встали из-за стола, Государь подошел к графу Разумовскому, который сидел чуть поодаль.

– Не забыл, гетман, что я утром тебе говорил? Слыхал, что я сказал датчанину? Поделом ему! Какая-то Дания!… Ты, гетман, возьмешь тридцать полков и поведешь в эту проклятую страну. Сделаешь там пуф-пуф, только уже не холостыми зарядами! – Он издали зло посмотрел на датчанина. – Ты будешь командовать моей армией. Гордись!

Граф Кирилл Разумовский, к которому сейчас обращались как к гетману, решил отделаться шуткой, понимая, что Государь не шутит.

– Благодарю за честь, ваше величество, – отдал он должный поклон. – Но ежели так, повелите вслед за моей армией пустить другую…

– Это еще что? – резко остановился Петр Федорович, предчувствуя подвох.

– Вторая армия будет подгонять моих солдатиков, иначе я не вижу другого способа заставить их идти вперед.

Ясно, что эти слова слышали многие окружающие. У некоторых лица побелели, а брат резко толкнул в бок:

– Ты отдаешь отчет, что говоришь?! Младшенький?..

– Отдаю, старшенький, – шепнул тихо.

Обед для Государя был испорчен. Он приказал закладывать своих лошадей.

Слух о резкой отповеди гетмана разошелся по Петербургу – как от камня, брошенного в Неву.

Ждали последствий. Но их пока не было…

Невозможно предположить, что такое забывается.

Какой ангел-хранитель отвел от гетмана карающую Руку?

Называли ни больше ни меньше как Миниха. Старый фельдмаршал, возвращенный из ссылки, лучше своего благодетеля слышал и понимал ропот, который назревал в войсках. Ведь в Данию хотели сослать и всю гвардию, чтоб она не моталась по Петербургу.