К.Разумовский: Последний гетман - [143]

И где они, баловни судьбы, берут таких зверских кучеров? Ни к чему и охранные измайловцы – такой зверина и в одиночку отобьется от любой разбойничьей шайки.

Возвращался домой гетман ли, командир ли измайловцев – называй как знаешь – в самое разное время и всегда без сумасшедших окриков кучера. Видимо, дремал в санях. Навстречу слуги выскакивали и осторожно, будто стеклянного, выводили хозяина из саней, всем скопом, поддерживая под локотки, сопровождали по ступенькам под навес верхней площадки, на ярко горевшие под плошками ковры. Нечего было и думать, чтоб перехватить его сиятельство у подъезда. Если в городском кафтане – так в шею вышибут еще на нижних ступеньках, а ежели в форме – те же Измайловские сержанты освищут. Что для них пехотный подпоручик!

Но не зря столь много ночных часов проводил Мирович за чтением приключений разных авантюристов. Нравились ему такие люди. И по здравом размышлении он нашел способ, как проникнуть к его сиятельству.

Обладая хорошим почерком, он исполнял иногда приватные поручения командира своего полка; не зная, что внутри пакета, но с отменной каллиграфичностью надписывал сверху, под полковой печатью, что приказывали, прежде чем отвезти. Командир страшно гордился похвалами в адрес своих писарей; естественно, никто не знал, что писал подпоручик Мирович. Занимаясь таким непыльным делом, он примечал безалаберность своего молодого командира. Письма были, конечно, любовные, замаскированные под служебный вид. Отсюда и спешка. Наштампованные печатями пакеты валялись у полковника на столе в полном беспорядке. Ничего не стоило позаимствовать такой паке-тец. А с ним и сторожевые сержанты не страшны.

Кирилл Григорьевич, прибыв сегодня из Академии, которую тоже следовало навещать, только что отобедал и за кофий еще не садился, когда комнатный слуга доложил о приходе ординарца Смоленского полка.

Якшаться с ординарцами пехотных полков не хотелось – Государыня давно, сразу же после коронации, сняла с него обязанность командующего всеми петербургскими гарнизонами. Но и отказать коллеге-полковнику невозможно.

– Проси, – с некоторой досадой велел слуге.

Вошел пехотный подпоручик с пакетом в руке. Одного взгляда было достаточно, чтоб определить всю его сущность: беден, самолюбив и жаждет фортуны. С достоинством отдал офицерскую честь и без лишних слов заговорил, торопясь высказать все сразу:

– Ваше сиятельство Кирилл Григорьевич! Я приношу нижайшее извинение за обман. В пакете, – он потряс им, – простая бумага. – Не обессудьте, ваше сиятельство! – Он на глазах разорвал пакет и бросил в горящий камин. – Выслушайте, молю вас! У меня не было иного выхода, чтоб проникнуть к вам, просьба нижайшая…

Кирилл Григорьевич кивнул на кресло, покорно думая: «Денег просить будет…» Просьбы такие были не в новинку.

Поручик сел и, как бы угадав его мысли, без тени заискивания продолжил: – Я Василий Яковлевич Мирович. Возможно, вашему сиятельству, как гетману Малороссии, приходилось слышать нашу фамилию… Да, да, именно мой дед и был в заговоре с тогдашним гетманом Мазепой…

– Вот оно что!… – перебил Кирилл Григорьевич. – Но продолжайте, подпоручик.

У того на мгновение угас блеск в глазах, а потом вспыхнул еще ярче:

– Честью клянусь! – Он вскочил и гордо вздернул подбородок: – Я не в ответе за деда. Даже за отца. Я хочу честно служить ее величеству и России!

– Верю, подпоручик.

– У нашего рода отняты все имения, все древнее наследство. На мне три сестры… и одно жалованье… Нет-нет! – заметив, что Разумовский встал и сделал шаг к бюро, протестующе взмахнул он рукой. – Денег я не возьму. Прошу заступничества у вашего сиятельства. Чтоб если не все, то хоть некоторые имения возвратили роду Мировичей. Ради сестер, буквально нищенствующих…

Разумовский сел обратно и жестом приказал сесть подпоручику. Эта просьба была хуже, чем просьба денег. Заступаться сейчас, когда он и сам висит на волоске, было смерти подобно… Но и выгнать подпоручика ни с чем он не мог.

Удивляло Разумовского, что подпоручик так охотно и дотошно рассказывает о своих предках, хотя не только деда, но и отца ведь не видел, – выходило, что того сослали в Сибирь еще в совершенном малолетстве сына. Тогда откуда же в подметных письмах, приходивших из Крыма, вместе с Орликом значится Мирович? Иль это доживший до сих времен дед иль сбежавший из Сибири отец? Разумовский размышлял сейчас об этом, ходя по гостиной, но о крымских вестях, разумеется, молчал. Не хватало еще и это повесить на плечи несчастного подпоручика. Гнева не было. Не только природная доброта, но и желание какой-то высшей справедливости заставляло искать выход из создавшегося положения.

– Ты, молодой человек, сам прокладывай себе дорогу. Попытайся понять, как другие выходят в люди. Хотя бы из ваших офицеров – все ли с рождения были богаты и благополучны? Уверен: добрая половина, по крайней мере старших офицеров, дорогу пробила сама. Приглядывайся к ним. Старайся подражать удачникам. Что толку роптать на судьбу? Судьбу творим мы сами. Надо хватать фортуну за чуб – и не отпускать! И тогда будешь таким же паном, как и другие. Думаешь, на пустом месте родилась говорка: или пан – или пропал! Случай? Он многое определяет в жизни. Учись пользоваться случаем, молодой человек, учись этот счастливый случай даже самолично находить. Что ты хотел от меня? От денег отказываешься – так прими хоть эти советы. Я попробую похлопотать о восстановлении имений деда. Большой надежды не вселяю, но все же… Дальше Разумовский не знал, что сказать. Подпоручик понял это и встал: