К.Разумовский: Последний гетман - [114]
И опять ругать себя было приятнее приятного. С тем и заснул, уже в сумерки. А проснулся от грохота колес, ржания коней, криков, гвалта всесветного, света всенебесного. Пожар?! Татары?! Кто-то саблей под бок тычет?!
У него тоже где-то была в изголовье сабля, он рукой туда прянул, нашаривая, но остановил знакомый голос:
– Ваше сиятельство, графинюшка прибыть изволили. Истинное наваждение.
Пожалуй, и очнулся как от сабли. Любимый денщик стоял.
– Ты, Микола? Какая графиня?
– Екатерина Ивановна, изволю напомнить.
– Ага! Ступай. Нет, погоди!
От всей этой возни Ганна тоже проснулась, мышкой забилась глубже в ковер, но детский писк ее пробуждение выдавал.
– Микола, я в пять минут соберусь, а ты быстро запряги легкую бричку и отвези вот этих, – указал на попискивающий ковер, – куда скажут. Да один! Без кучера. Понял меня?
В знак полнейшего понимания денщик склонил голову, отводя взгляд от подковерного писка.
– Теперь – аллюр три креста!
Денщик галопом умчался исполнять поручение… А Кирилл Григорьевич, помаленьку отходя и снова становясь хозяином гетманского подворья, быстро оделся и уже захолодавшими руками обнял все, что шевелилось и попискивало под ковром.
– Ганна, тебя доставят к свекрови или к Будоляхе, куда скажешь. Вот теперь я истинно дурень! Не ругай меня. Мы еще свидимся.
Он шел от палатки на свет пылавшего всеми плошками дворца, а навстречу ему мчалась, словно колесница, разъездная коляска, Микола стоя правил конем. Поднял праву руку в приветствии, а Кирилл поспешил к парадному подъезду. И как раз вовремя: успел подать руку выходящей из кареты Екатерине Ивановне.
– Как доехали? Деток не растеряли по дороге?
– Доехали, и все, – был ответ. – Детки в соседней карете просыпаются. Мадам Женевьева! – не почувствовав и поцелуя, помчалась к задней карете. – Потише там, не мешки с овсом!…
Деток было немного. Старшие сыновья, уже отселенные в свой пансионат, оставались в Петербурге, старшая дочь вышла замуж – много ли в детской карете? Он бродил вдоль карет и повозок, так и не сосчитав свою домашнюю наличность. Все своим чередом. Не царское это дело – деток считать. И не гетманское, пожалуй…
Он оглянулся в сторону палатки, оттуда к противоположным воротам тенью вылетела ночная коляска. Под ослепительным жаром многочисленных масляных плошек – кто мог видеть быструю тень? Только он один. С покорным вздохом.
Истинно, покоряйся судьбе…
VII
Истерики и скандалы, как петербургский туман, нахлынули на осенний, сразу потемневший берег Сейма. Вот ведь природа – чувствует! Если графинюшка, вместо утреннего поцелуя, кричит: «А, конфеденциаль? Шашни?» – жди дневных туч. И набегали с северного берега Сейма, словно он нашептывал что-то графинюшке. А может, и какие другие берега сплетничали. Дело-то какое благое – пошептать на ушко нервной хозяюшке. Мало ли что, да мало ли как – мужики, они все такие, милая графинюшка… Ой, лихо их бери! И лихо брало, доставало, хоть жили на разных этажах огромного нового дворца. Для семейной благости – так надо бы потеснее строиться. Какой-нибудь казачке в маленькой мазанке – много ли по углам нашепчешься? Казаку – разве на особливых диванах отоспишься? Поневоле пойдешь под женский бочок! А то выдумали отде-ельные спальни… Особли-ивые кабинеты… Ну, и особьтесь, господа хорошие.
Даже удивительно, сколь много при таком местопребывании дел делалось. Секретаря Соседкина поминутно зов слуги настигал:
– Сиятельство требует!
А он не требовал – просил:
– Аристофан Меркурьевич, уставы? Московский? Петербургский? Не помешает и какой-нибудь берлинский.
– Не помешает, Кирилл Григорьевич, – соглашался вездесущий секретарь, которого арест Хорвата оставил совершенно без дел.
Плохо ли, хорошо ли теперь колонистам-сербам, но ими чиновники занимались. Куда и кому пошло награбленное Хорватом добро – дальше перестань копаться, все равно не докопаешься. Хорвата арестовали, имущество его конфисковали – ищи себе новое занятие. Нашел его сам Кирилл Григорьевич Разумовский, кроме всего прочего еще и куратор Петербургского университета, а секретарь прыгай на побегушках. Такое надумать в Богом забытом Батурине – ой-ей-ей!…
Речь шла ни больше ни меньше как об университете.
Да! Малороссийский гетманский университет!
Мысль о том возникла еще при Государыне Елизавете Петровне. У президента Академии наук – не только академики под рукой, но и академический университет, и университетская же гимназия. Сладка слава? Да уж послаще какой-нибудь хохлацкой вишенки. Когда он впервые сунулся к Елизавете Петровне с такой мыслью, она истинно по-бабьи заохала:
– Окстись, граф Кирила! Дел у тебя мало? Лучше любовку заведи.
Завел не завел, а частенько дразнил:
– Уж как хотите, добрейшая моя Государыня, а я готовлю к переезду в Батурин с десяток молодых адъюнктов, женатых, чтоб они осели покрепче вместе со своими…
– …бабами, милейший граф Кирила? Ну, хват у тебя братец! – кивала она старшему, Алексею.
Тому что университет, что добрая вечерняя посиделка – все едино. Под локоток младшего брата и сам локотком Елизаветушку донимает. Для разнообразия-то ой как хорошо!
Вот и выходило, что под смешечки-усмешечки дело-то помаленьку подвигалось. Дворец в Батурине строился с таким умыслом, что одно крыло подпадало под университетские апартаменты, на первое время, а там кто запретит наособь еще одно здание отгрохать? В ретивый замысел был вовлечен и тогдашний секретарь Григорий Теплов. Тоже амбиция: ему место ректора готовилось. Он рьяно взялся за дело, которое упрощалось с открытием Московского университета. Во-первых, поближе к Батурину, – да и опыт накапливался. Факультеты и кафедры сличались уже не с Петербургским – именно с Московским университетом. Многих мысль-то эта заразила, а уж Михаилу Ломоносова так просто в восторг привела. Он при встречах говаривал:
Таинственная смерть Саввы Морозова, русского предпринимателя и мецената, могущество и капитал которого не имели равных в стране, самым непостижимым образом перекликается с недавней гибелью российского олигарха и политического деятеля Бориса Березовского, найденного с петлей на шее в запертой изнутри ванной комнате. Согласно официальной версии, Савва Морозов покончил с собой, выстрелив в грудь из браунинга, однако нельзя исключать и другого. Миллионера, чрезмерно увлеченного революционными идеями и помогающего большевикам прийти к власти, могли убить как соратники, так и враги.
Об одном из самых известных деятелей российской истории начала XX в., легендарном «генерале террора» Борисе Савинкове (1879—1925), рассказывает новый роман современного писателя А. Савеличева.
Об одном из самых известных людей российской истории, фаворите императрицы Елизаветы Петровны, графе Алексее Григорьевиче Разумовском (1709–1771) рассказывает роман современного писателя А. Савеличева.
Роман современного писателя А.Савеличева рассказывает о жизни и судьбе одного из самых ярких и противоречивых политических деятелей в истории России – Петра Аркадьевича Столыпина (1862–1911).
В романе А. Савеличева «Забереги» изображены события военного времени, нелегкий труд в тылу. Автор рассказывает о вологодской деревне в те тяжелые годы, о беженцах из Карелии и Белоруссии, нашедших надежный приют у русских крестьян.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Романы известных современных писателей посвящены жизни и трагической судьбе двоих людей, оставивших след в истории и памяти человечества: императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской (Екатерины Долгоруковой).«Императрица тихо скончалась. Господи, прими её душу и отпусти мои вольные или невольные грехи... Сегодня кончилась моя двойная жизнь. Буду ли я счастливее в будущем? Я очень опечален. А Она не скрывает своей радости. Она говорит уже о легализации её положения; это недоверие меня убивает! Я сделаю для неё всё, что будет в моей власти...»(Дневник императора Александра II,22 мая 1880 года).
В том включен роман известного немецкого писателя Оскара Мединга (псевдоним в России Георгий, Георг, Грегор Самаров), рассказывающий о жизни всесильного любимца императрицы Екатерины II Григория Орлова.
Новый роман известной писательницы-историка Нины Молевой рассказывает о жизни «последнего фаворита» императрицы Екатерины II П. А. Зубова (1767–1822).
Известный писатель-историк Валерий Поволяев в своём романе «Царский угодник» обращается к феномену Распутина, человека, сыгравшего роковую роль в падении царского трона.