К отцу - [65]

Сергей сидел на скамейке еще минут десять, а встав, медленно пошел к речному обрыву. По обе стороны речки Серой раскинулись маленькие картофельные поля, похожие сверху на одинаковые зеленые, с белыми бутонами, лоскутки. Слева возвышались монастырские стены, окружающие бывшую Александрову слободу, мрачную резиденцию жестокого российского царя, которому народ метко прилепил зловещее прозвище; жестокие дела творились и раньше, и после, но Грозным народ прозвал лишь одного тирана…

И Грозный тут, в Александровой слободе, вдоволь полицедействовал, поковарствовал, а уж железо-то лязгало вовсю! Сергей ненавидел этого царя с его детищем, черной опричниной.

«А картофель-то цветет!» — подумал Сергей.

Да, блестела, как четыреста лет назад, речка, плыли облака по небу, и жила в Александрове Юлька, та Юлька, которая среди двух тысяч царских невест была самой прелестной. Та да не та, Юлька возродилась другой, свободной, ее уже не поведешь под руки, уж никому не отдашь без согласия в жены. Возрождается не столько плохое, чаще и быстрее рождается хорошее, льется свежая под солнцем жизнь, и ничто не задержит этого живого, вечного течения.

Прошлое, в которое заглядывал Сергей, стоя возле Александровой слободы, было темным-темно. Но Сонковы-то наверняка жили в нем, дышали, видели это солнце и эту речку, и Сергей глядел сейчас глазами одного из них. Он видел, как под торжественный гул набата везли перепуганные насмерть бояре своих дочерей, две тысячи невест съезжались со всех сторон в Александрову слободу. Две тысячи покорных, как птенцы, невест, и среди них она, Юлька. Она жила, принимала муку и умирала, а потом возрождалась, и вот опять возродилась в Александрове, чтобы сказать Сергею:

— Так это же я и была! То же самое снилось и мне. Я люблю тебя, Сережа!

«Я люблю тебя, Сережа…»

Нет, этого она еще не говорила. Вернее, говорила, да не так, не о том…

Сергей махнул рукой, лег на лужок лицом кверху и сказал вслух:

— Ну, какого черта я себя обманываю! Именно так, именно о том.

Сергей понимал, что Юлька еще вчера на сеновале призналась. Ей же восемнадцать лет! А он разговаривал с ней, как с шестилетней девчонкой, которой читал когда-то гайдаровские повести. Она же ничего не забыла! Она счастлива сейчас, бесстрашна и бессмертна. К ней приехал ее родной, ее необыкновенный, живой, выдуманный ею Сергей Сонков!

Сергей вскочил в горячем смятении. Он увидел золотые купола, синюю речку, белые облака в ней и над нею — все, что не раз видели и безвестный холоп Сонков, и сотни тысяч других людей, и Юлька. Да, и Юлька, Юля! И только поэтому никогда все это не забудется, не уйдет в небытие, навеки останется с ним.

7

Дядя Андрей притащил два мешка клевера. Свежим клевером был устлан почти весь двор.

— Соседи-то, поди, еще потягиваются со сна, а я с рассвета на ногах!, — горделиво сказал дядя Андрей Сергею. — Хозяину спать — добро терять.

— У вас что, свой участочек на лугу есть? — полушутя спросил Сергей.

— Какой там участочек! — дядя Андрей махнул рукой и засмеялся. — Колхозное подбираю.

— Что, разрешают?..

— Разрешают. Бригадир — покладистый мужик, мокрым берет. Сунь бутылку — и работай весь день до вечера.

— Но это же плохо! — возмутился Сергей.

— Чего уж тут хорошего, бутылок не напасешься.

Сергей отвернулся, взглянул на часы и хотел отойти в сторону, но дядя Андрей схватил его за руку, потащил в сад.

— Хозяйство тебе покажу!

— Мне Юля показывала.

— Что она понимает! У нее амуры в голове.

Дядя Андрей подвел Сергея к яблоням, рассказывая, какие у него растут сорта и где он добыл их. Но, видно, на уме у него было другое.

— Поинтересоваться хочу, — вдруг сказал он, — ты где работаешь, Сергей? На заводе? Матушка-то скупо пишет.

— В институте…

— Вона. А как должность твоя называется?

— Должность? — Сергей помедлил немного. — Исполнял обязанности главного конструктора…

— Вона, отцы родные! — с изумлением воскликнул дядя Андрей. — Твой отец в плотниках числился, а ты каких чинов достиг!..

— Учился…

— Молоток ты, Сергей Васильич!

Маленькие глаза дяди Андрея глядели по-собачьему льстиво. Он хотел еще о чем-то спросить, да не посмел, должно быть.

— Ну, отдыхай, отдыхай как дома! — заключил он. — А я на лужок побежал.

Сергею было неприятно, стыдно, что он соврал дяде Андрею. У него появилось ощущение, что этой ложью он сравнял себя с ним и с тем бригадиром, который за бутылку водки позволяет расхищать колхозный клевер. После светлой радости, охватившей Сергея на берегу речки, это чувство подействовало на него особенно неприятно.

«Зачем было врать? — упрекал себя Сергей, косясь на ворованное сенцо. — Не смогу я прожить здесь три дня. Надо и об отъезде думать».

Он решил сходить на опушку леса за зверобоем. Узнав об этом, Юлька объявила:

— И я с тобой.

Сергей затаенно ждал этих слов. Ему хотелось поговорить с Юлькой, побродить с ней, и он вопросительно посмотрел на ее мать.

— Ступай, ступай, Юлечка, — сказала Авдотья Емельяновна, — и нам насобираешь, ничего, если уж трава такая полезная.

О целебном свойстве зверобоя рассказал ей Сергей. По мнению одного украинского собирателя лекарственных трав, «зверобой обыкновенный и наша родная болотная сушеница не менее интересны, чем китайский женьшень». Об этом написано было в книге, которую как зеницу ока хранила Сергеева бабушка. Она и сама разбиралась в лекарственных растениях. Выслушав все это, Авдотья Емельяновна всплеснула руками.