К островам Индийского океана - [7]
— И что показывают приборы?
— Пока спокойно. По метеокартам, большой антициклон с холодной ясной погодой не дает атлантическим циклонам проникнуть в Европу. Если повезет, Северное море пройдем «по-тихому».
Однако впереди Бискайский залив. О нем Клара Васильевна ничего утешительного сказать не может: февраль — месяц штормов. Пожимает плечами:
— Перетерпим!
Алексеев, появившись на палубе, чтобы обвинить меня в праздности, прислушивается к разговору. Еще бы, погода — вопрос номер один.
Для человека, ступившего на корабль, неизбежна самопроверка физической приспособляемости — ведь условия резко изменились. Впрочем, опыт показывает: к качке «приспособиться» нельзя, тут уж каждому свое полной мерой.
А рассвет растекается все шире, захватив половину небосвода. Как непохож он, северный, тоскующий по краскам, на торжество цвета в тропиках. Усталый, изнуренный ветрами, с приглушенными переливами бледно-розовых, палевых, тусклых тонов, разбредается по небесам Балтики, течет по корпусу корабля, оставляя сумеречные тени, не смягчая жестких конструкций. Из влажного тумана возникает идущее встречным курсом судно, проходит совсем близко с непогашенными огнями.
Скользя по палубам, возвращаемся в каюту: пора приступить к благоустройству своего жилища. Каюта невелика, но удобна. Письменный столик, вращающееся кресло, намертво привинченные к полу, именуемому «палубой», одна над другой койки с высокими деревянными бортиками, плоский шкаф, умывальник.
Легче существовать с привычными вещами. Дорожный клетчатый плед скрасит серость обитого дермантином Дивана; на линолеум — верх предусмотрительности — домашний коврик из цигейки, на лампу — пестрый абажур.
— Хотел бы я посмотреть, какие путешествия предпримет твой ковер при шторме, — комментирует Алексеев.
— Скоро посмотришь: впереди Бискай. Хотя синоптики говорят, что два дня шторма в Бискае сменяются, как по графику, сутками штиля. Вдруг проскочим?
К стенке уже прикноплена карта, маршрут пока обозначен лишь точкой возле Калининграда.
Когда мы вновь собирались в экспедицию, друзья пожимали плечами. Не отрицая прелестей морского путешествия, скептики добавляли:
— Еще раз несколько месяцев в океане? Один и тот же пересеченный вантами пейзаж? И притом — зимние шторма?
Относительно штормов разговор особый. Приходится признать: ни подсоленные сухари, ни лимоны не приносят облегчения, что касается прославленного пипольфена — с таким же успехом можно жевать бумагу.
Но терпение, и океан щедро вознаградит за пережитое. «Пейзаж, пересеченный вантами», неисчерпаем. Каждый рассвет в тропиках — премьера, в которую природа вкладывает все свои силы. Самые сложные переходы цвета полны гармонии.
Только что шквальный ветер выталкивал из-за горизонта лиловые тучи, но что-то неуловимо изменилось: тучи ушли, будто распахнулся занавес, открыв промытую голубизну неба. Морщины волн сгладились, опали, океан жадно ловит возвращенный свет, еще неуверенные, необжигающие лучи.
Состояние природы чувствуешь физически, все течет, движется, ежесекундно меняясь, ведь находишься между водой и небом, перемещаясь вместе с кораблем. «Подвижный в подвижном!» — лучше не скажешь.
А закаты! Подготовишься к вечернему этюду, лягут на палитру цветные жгутики красок — все лимонные, пурпурные, оранжевые кадмии, что есть в запасе, — успеть бы!
Но нет. Сдвинулось, ушло за корму пылающее, жгучее, и потекло по остывающему небу тихое невзрачное облако с размытыми, тлеющими по контуру краями. Лишь мчится вдогонку не успевшее погаснуть облачко-последыш косенькой сияющей стрелкой. Солнце валится за горизонт, круглый, аккуратно срезанный по верхушке диск превращается в брызжущую искрами полоску.
Океан тоже погас. Сыто лоснятся волны. Тончайшие рефлексы текут по белому кораблю. Чистая, радостная палитра составлена из нежно-зеленых, розовых, жемчужно-серых, серовато-синих тонов, прозрачные краски как бы впитывают свет.
И все это живописное волшебство вплетено в графический ажур тросов и мачт — вот тебе и «один и тот же пейзаж, пересеченный вантами»! Какой технологии, каким краскам подвластна эта вакханалия света?
Всего одиннадцатью-двенадцатью красками пользовались братья Лимбурги, выполняя миниатюры «Времена года» к Часослову герцога Беррийского. Часослов этот, одетый в великолепный переплет, считался любимой книгой, семейным сокровищем, источником эстетической радости. Ряд содержащихся в нем сведений практического характера по астрономии, астрологии и медицине превращал Часослов в домашнюю энциклопедию, иллюстрированную миниатюрами.
Краски приготовлялись самими художниками. Лишь узкий круг лиц знал профессиональную тайну их изготовления, кое-что история донесла и до нас; так, дабы придать краскам светоносную силу и стойкость, их растирали с уксусом, добавляя капли вина и меда. В основе зеленых лежал малахит. Кроме зеленых минерального происхождения существовали и другие, растительные, например более глухой «травяной зеленый». Из диких ирисов добывался таинственно мерцающий лиловый цвет, из древесного сока — розовый.
Нетолченые, без меда и вина, скромно поблескивают в свинцовых тюбиках наши краски, в картонных коробках ждут своего часа — те самые, что верой и правдой служили нам в прошлой экспедиции.
