К Лоле - [32]

— Я доволен твоим выступлением. Кате тоже понравилось, — сказал Николай в машине, склоняясь надо мной. — Вино будешь?

— Скажи, я успел ее пригубить? — прозвучал мой слабый голос.

— Насчет этого не уверен. Зато загубить ее постную карьеру тебе точно удалось. На-ка выпей.

Добрый друг вложил в мою изгибающуюся длань бокал новой формы с красноватой жидкостью. Рядом улыбалась Катя, принимая от Оксаны дольку экзотического фрукта.

— Мы уже едем?

— Да что ты — мы летим!

Я поднялся в кресле, стараясь удержать двойное равновесие. Жидкость в бокале покачивалась не случайно. На этот раз все было по-настоящему, наш корабль стремглав проносился по Москве мимо знакомых мест. Они сейчас выглядели несколько иначе: не как привычные объемные декорации, а проще, приземленнее. Они утратили свои монументальные черты и размашистый печальный блеск. Площади походили на блюдца, а дома стояли лакеями, застывшими на волосок от вельможного гнева.

После процедуры бракосочетания Кате стало жарко. Она попросила Бамбу открыть люк, и решила выбраться на крышу. Сбросила туфли и по нашим плечам покинула кабину. Николай держал ее, как мог, и все равно, когда мы сворачивали на Большую Пироговскую, Катя чуть не соскользнула вниз от неожиданного порыва встречного ветра. Она не испугалась, продолжая хохотать и неистовствовать, и спустилась обратно только на подъезде к Новодевичьему. «Ведьму тоже можно призвать к порядку», — сказала она и чмокнула мужа в щеку. Мы сделали вокруг стен монастыря несколько кругов, снова вписались в Садовое кольцо, махнули дважды вдоль обожаемого мною Крымского моста, спустились на набережную и оттуда, гадая по сплетенным пальцам переулков, выехали к Кремлю.

«В воскресенье чистый воздух и нет проблем с движением», — сказал Бамба басом.

Когда часы на стенке салона пробили четыре, мы отправились на банкет. Юрий, расположившийся теперь впереди, объявлял достигаемые кораблем рубежи скорости, в то время как мы курили сигары и пробовали коньяк. У меня с сигарой не ладилось, все выбирали наугад, и так как в ящичке лежало несколько сортов, мне досталась короткая толстуха с зеленым рисунком на бумажном кольце. Я застревал лицом в дыме, путался с собственными пальцами, пытаясь придать им вид, характерный для опытных курильщиков, кашлял. Пошел снег, и мы открыли окна, чтобы пустить его внутрь. Снежинки разбивались о наши лица, таяли в коньяке, облепили сидевшего с краю Николая, который пытался рассмотреть в зеркало опаленную пламенем зажигалки бровь. «Я вышла замуж за снеговика, да?!» — веселилась Катя, вытирая ему лоб платком. Оксана сделала музыку еще громче и стала подпевать.

К общежитию мы подъезжали, вкусив всех на свете стихий. Общим числом шесть. Бамба вышел вместе с нами и оказался двухметрового роста. «У него железные нервы», — уважительно и тихо пропел Юрий. «Не обращайте внимания, он же робот, — сказала Катя и нашла глазами Николая. — Бутылки и закуски в багажнике».

Выгрузившись на прежние ступени компанией, напоминавшей букет светофоров с клонящимися в разные стороны плафонами, мы сфотографировались и проводили взглядами корабль, долго исчезавший за поворотом. Над водительским креслом горел красный огонек.

Чтобы прийти в себя, я решил принять душ. В комнате скинул ботинки, развязал галстук, долго не мог найти полотенце и взял чужое. В подвальных субтропиках текла вода из поломанных кранов, ноги скользили по мокрому полу, и, чтобы раздеться, пришлось встать ногами на лавочку. На ней лежали сплющенная конфетная обертка и раскиселившийся кусок мыла. Под теплой водой я начал засыпать и даже увидел отрывок из недавнего сна, раскрашенного по-новому. С арабскими субтитрами. И у Тирана был розовый френч. Я включил в соседней кабинке холодную воду и вставал по очереди под разные струи, пока не возникло ощущение, что в груди вместо сердца застыл осколок казенного металла. Мне вдруг непередаваемо сильно захотелось винегрета, который дружище Николай называет за темно-фиолетовый цвет салатом «Дары моря». Я заторопился к нашей компании. В ней Николай из Костромы, Юрий — уроженец Холмска. Читатель — москвич, но живет вместе с нами, потому что у него антагонизм с бабушкой и младшей сестрой. Одна пытается его накормить, другая включает в общей комнате музыку и танцует — все это отвлекает от книг. Кстати, вчера видел у него в руках толстенную книгу «Пустыни» — шестьсот пятьдесят страниц, — для меня это чтение на год, а он за полнедели уже на середине. Как пылесос! Я показал ему суперкнигу и спросил его мнение. Конечно же, сама вещь была ему знакома, кажется, по журнальной публикации. В ответ он выразился так: «Это желательно читать, сидя в тихий час в пабе на О’Коннел-стрит, когда не торопишься ни на учебу, ни на футбол».

А чем Тверской бульвар хуже? Расположившись на мысу китайского квартальчика, прочитываешь страницу, потом смотришь десять минут в окно, прикладываешься к стаканчику горячего шоколада, и в голове сами собой соединяются давние дублинские похождения и настоящие бредни Москвы. Внутренне замолкаешь, и только тогда удается расслышать, как из стоящего особняком Парижа вплывает в это фантазийное марево детская колыбельная песенка. Мама поет.