К Лоле - [32]

Шрифт
Интервал

— Я доволен твоим выступлением. Кате тоже понравилось, — сказал Николай в машине, склоняясь надо мной. — Вино будешь?

— Скажи, я успел ее пригубить? — прозвучал мой слабый голос.

— Насчет этого не уверен. Зато загубить ее постную карьеру тебе точно удалось. На-ка выпей.

Добрый друг вложил в мою изгибающуюся длань бокал новой формы с красноватой жидкостью. Рядом улыбалась Катя, принимая от Оксаны дольку экзотического фрукта.

— Мы уже едем?

— Да что ты — мы летим!

Я поднялся в кресле, стараясь удержать двойное равновесие. Жидкость в бокале покачивалась не случайно. На этот раз все было по-настоящему, наш корабль стремглав проносился по Москве мимо знакомых мест. Они сейчас выглядели несколько иначе: не как привычные объемные декорации, а проще, приземленнее. Они утратили свои монументальные черты и размашистый печальный блеск. Площади походили на блюдца, а дома стояли лакеями, застывшими на волосок от вельможного гнева.

После процедуры бракосочетания Кате стало жарко. Она попросила Бамбу открыть люк, и решила выбраться на крышу. Сбросила туфли и по нашим плечам покинула кабину. Николай держал ее, как мог, и все равно, когда мы сворачивали на Большую Пироговскую, Катя чуть не соскользнула вниз от неожиданного порыва встречного ветра. Она не испугалась, продолжая хохотать и неистовствовать, и спустилась обратно только на подъезде к Новодевичьему. «Ведьму тоже можно призвать к порядку», — сказала она и чмокнула мужа в щеку. Мы сделали вокруг стен монастыря несколько кругов, снова вписались в Садовое кольцо, махнули дважды вдоль обожаемого мною Крымского моста, спустились на набережную и оттуда, гадая по сплетенным пальцам переулков, выехали к Кремлю.

«В воскресенье чистый воздух и нет проблем с движением», — сказал Бамба басом.

Когда часы на стенке салона пробили четыре, мы отправились на банкет. Юрий, расположившийся теперь впереди, объявлял достигаемые кораблем рубежи скорости, в то время как мы курили сигары и пробовали коньяк. У меня с сигарой не ладилось, все выбирали наугад, и так как в ящичке лежало несколько сортов, мне досталась короткая толстуха с зеленым рисунком на бумажном кольце. Я застревал лицом в дыме, путался с собственными пальцами, пытаясь придать им вид, характерный для опытных курильщиков, кашлял. Пошел снег, и мы открыли окна, чтобы пустить его внутрь. Снежинки разбивались о наши лица, таяли в коньяке, облепили сидевшего с краю Николая, который пытался рассмотреть в зеркало опаленную пламенем зажигалки бровь. «Я вышла замуж за снеговика, да?!» — веселилась Катя, вытирая ему лоб платком. Оксана сделала музыку еще громче и стала подпевать.

К общежитию мы подъезжали, вкусив всех на свете стихий. Общим числом шесть. Бамба вышел вместе с нами и оказался двухметрового роста. «У него железные нервы», — уважительно и тихо пропел Юрий. «Не обращайте внимания, он же робот, — сказала Катя и нашла глазами Николая. — Бутылки и закуски в багажнике».

Выгрузившись на прежние ступени компанией, напоминавшей букет светофоров с клонящимися в разные стороны плафонами, мы сфотографировались и проводили взглядами корабль, долго исчезавший за поворотом. Над водительским креслом горел красный огонек.

Чтобы прийти в себя, я решил принять душ. В комнате скинул ботинки, развязал галстук, долго не мог найти полотенце и взял чужое. В подвальных субтропиках текла вода из поломанных кранов, ноги скользили по мокрому полу, и, чтобы раздеться, пришлось встать ногами на лавочку. На ней лежали сплющенная конфетная обертка и раскиселившийся кусок мыла. Под теплой водой я начал засыпать и даже увидел отрывок из недавнего сна, раскрашенного по-новому. С арабскими субтитрами. И у Тирана был розовый френч. Я включил в соседней кабинке холодную воду и вставал по очереди под разные струи, пока не возникло ощущение, что в груди вместо сердца застыл осколок казенного металла. Мне вдруг непередаваемо сильно захотелось винегрета, который дружище Николай называет за темно-фиолетовый цвет салатом «Дары моря». Я заторопился к нашей компании. В ней Николай из Костромы, Юрий — уроженец Холмска. Читатель — москвич, но живет вместе с нами, потому что у него антагонизм с бабушкой и младшей сестрой. Одна пытается его накормить, другая включает в общей комнате музыку и танцует — все это отвлекает от книг. Кстати, вчера видел у него в руках толстенную книгу «Пустыни» — шестьсот пятьдесят страниц, — для меня это чтение на год, а он за полнедели уже на середине. Как пылесос! Я показал ему суперкнигу и спросил его мнение. Конечно же, сама вещь была ему знакома, кажется, по журнальной публикации. В ответ он выразился так: «Это желательно читать, сидя в тихий час в пабе на О’Коннел-стрит, когда не торопишься ни на учебу, ни на футбол».

А чем Тверской бульвар хуже? Расположившись на мысу китайского квартальчика, прочитываешь страницу, потом смотришь десять минут в окно, прикладываешься к стаканчику горячего шоколада, и в голове сами собой соединяются давние дублинские похождения и настоящие бредни Москвы. Внутренне замолкаешь, и только тогда удается расслышать, как из стоящего особняком Парижа вплывает в это фантазийное марево детская колыбельная песенка. Мама поет.


Рекомендуем почитать
Песни сирены

Главная героиня романа ожидает утверждения в новой высокой должности – председателя областного комитета по образованию. Вполне предсказуемо её пытаются шантажировать. Когда Алла узнаёт, что полузабытый пикантный эпизод из давнего прошлого грозит крахом её карьеры, она решается открыть любимому мужчине секрет, подвергающий риску их отношения. Терзаясь сомнениями и муками ревности, Александр всё же спешит ей на помощь, ещё не зная, к чему это приведёт. Проза Вениамина Агеева – для тех, кто любит погружаться в исследование природы чувств и событий.


Севастопология

Героиня романа мечтала в детстве о профессии «распутницы узлов». Повзрослев, она стала писательницей, альтер эго автора, и её творческий метод – запутать читателя в петли новаторского стиля, ведущего в лабиринты смыслов и позволяющие читателю самостоятельно и подсознательно обежать все речевые ходы. Очень скоро замечаешь, что этот сбивчивый клубок эпизодов, мыслей и чувств, в котором дочь своей матери через запятую превращается в мать своего сына, полуостров Крым своими очертаниями налагается на Швейцарию, ласкаясь с нею кончиками мысов, а политические превращения оборачиваются в блюда воображаемого ресторана Russkost, – самый адекватный способ рассказать о севастопольском детстве нынешней сотрудницы Цюрихского университета. В десять лет – в 90-е годы – родители увезли её в Германию из Крыма, где стало невыносимо тяжело, но увезли из счастливого дворового детства, тоска по которому не проходит. Татьяна Хофман не называет предмет напрямую, а проводит несколько касательных к невидимой окружности.


Такая работа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мертвые собаки

В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.


Заметки с выставки

В своей чердачной студии в Пензансе умирает больная маниакальной депрессией художница Рэйчел Келли. После смерти, вместе с ее  гениальными картинами, остается ее темное прошлое, которое хранит секреты, на разгадку которых потребуются месяцы. Вся семья собирается вместе и каждый ищет ответы, размышляют о жизни, сформированной загадочной Рэйчел — как творца, жены и матери — и о неоднозначном наследии, которое она оставляет им, о таланте, мучениях и любви. Каждая глава начинается с заметок из воображаемой посмертной выставки работ Рэйчел.


Шестой Ангел. Полет к мечте. Исполнение желаний

Шестой ангел приходит к тем, кто нуждается в поддержке. И не просто учит, а иногда и заставляет их жить правильно. Чтобы они стали счастливыми. С виду он обычный человек, со своими недостатками и привычками. Но это только внешний вид…