К Колыме приговоренные - [20]

Сегодня Антошка и дед Игнатий дома одни. Мать и отец Антошки уехали в Магадан. Перед отъездом мать наказывала деду:

— Ты уж, папа, следи за Антошкой. Он такой непоседливый.

А отец, наоборот, уходя, весело сказал:

— Ты, Антон, за дедом смотри. Он у нас такой: не досмотришь, на улицу убежит, шпаны наприводит.

Сейчас уже полдень, и Антошке скучно. Он ходит по избе, заглядывает под кровать: не там ли лежит потерянный вчера мячик, потом идёт на кухню, берёт со стола оставленный матерью пирожок, но есть не хочется. Подойдя к окну, он крошит пирожок на подоконник, но мухи его не едят, они бьются о стекло, отскакивают от него, как мячики, а когда это им надоедает, садятся на него и чистят крылья. А за окном сидит дед. Голова у него, как в муке, вся белая, грудь худая, глаза, как у слепого, похожи на две пустые стекляшки. Когда он смотрит на солнце, Антошке кажется, что он его не видит, потому что не щурится и не мигает. Деда Антошке жалко и, вынув из комода краски, он рисует ему солнце. Получается оно у него рыжим и совсем не таким, как его представляют взрослые. На нем, как и на земле, живут люди, они похожи на бедуинов, каких видел Антошка, когда ходил с отцом в кино. Лица у бедуинов, как кофе, коричневые, сами они худые и высокие, сидят на верблюдах, в руках у них подзорные трубы, и смотрят они в эти трубы на землю. Что они на ней видят, Антошка рисует в левом углу рисунка. А рисует он там всё, что за окном. И хотя раскинувшиеся по сопкам заросли стланика у него похожи на общипанную овцами поляну, жёлтые тополя и чозении — на соломенные скирды, а река — на кривую дорогу, он представляет это по-другому, наверное, потому, что и взрослые художники видят на своих картинах не то, что на них есть, а то, что они хотят увидеть. По зарослям стланика у него бегают бурундуки, в тополях и чозениях — зайцы, а над рекой летают утки.

Люди на рисунке Антошки маленькие, как лилипуты. У них узкие плечи, тонкие с соломинку руки и ноги, и большие головы. Глаза у всех круглые, как у испуганных кошек, и все они бегают, как будто чего-то ищут. Дед у Антошки на переднем плане и, как ему кажется, очень похож на настоящего. Чтобы деду было смешно, когда Антошка покажет рисунок, он подрисовывает ему тараканьи усы. Они такие длинные, что теперь похожие на лилипутов люди уже бегают не по земле, а по усам деда.

А настоящий дед Игнатий всё сидит под окном и по-прежнему смотрит на солнце. На нём он не видит Антошкиных бедуинов, он весь в прошлом и видит себя на солнечном крыльце материнского дома в Антошкином возрасте. На месте раскинувшихся по сопкам зарослей стланика он видит за своим селом поросшие высокой травой дубовые подлески, река ему кажется протокой, в которой он ловит пескарей, долина её ему представляется в желтом убранстве хлебным полем, где мать вяжет снопы, а он бегает за кузнечиками, а в ярко-красной воронике он видит костры, зажжённые косарями на ночь.

Вспомнив, что Антошку пора кормить, дед Игнатий идет в избу. В избе, уронив голову на подоконник, Антошка спит. Уложив Антошку в постель, дед Игнатий садится на его место к окну и смотрит на улицу. По ней ходят люди, бегают собаки. Вот появляется соседка. Она идет из магазина, в руках у неё большая сумка с продуктами, она готовится к свадьбе сына. И дед Игнатий вспоминает свою свадьбу. Играли её в Ильин день. В деревне в этот день в поле никто не работал, не косил и не убирал сена. Считалось, что если в этот день будешь работать, Илья-пророк нашлёт на землю холодные дожди, гром и молнии. День свадьбы был светлым, небо чистым, солнце ярким, народу на свадьбе было много, играли гармони, пели песни, девки водили хороводы. В них, помнит дед Игнатий, девки пели о том, что жених — он не с перекати-поля, у него и сапоги хромовые, и рубаха шелковая, и хозяйство, и дом, а его Глаша им отвечала:

Мне не надо дом кирпичный, —

Был бы милый симпатичный.

Был бы милый по душе, —

Проживем и в шалаше.

При воспоминании об этом дед Игнатий прослезился. Ведь Глаша умерла рано, когда дочери ещё не было и двух лет. Умерла она без него, в это время шла война, и он был на фронте. Спохватившись, что вдруг Антошка проснётся и увидит, как он плачет, дед Игнатий быстро утёр слёзы.

А над посёлком уже собиралась туча. Дед Игнатий её не сразу увидел, потому что собиралась она с обратной стороны дома. Перед тем, как туче закрыть окно, по улице пробежал ветер, он поднял столб пыли и унёс его в сторону реки. Потом упали первые капли дождя. На дороге они зашлепали, сворачивая пыль в калачики, а в окно застучали, как градом. Когда туча закрыла всё небо, ударил гром и засверкали молнии. Сквозь завесу дождя посёлок стал похож на брошенное задворье, дома стали кособокими, окна пустыми, и деду Игнатию показалось, что это не его посёлок, а тот хутор, из которого они в войну выбивали немцев. Тучи над посёлком ему казались пороховой гарью, в раскатах грома он слышал залпы артиллерийских орудий, в блеске молний видел разрывы снарядов. Закрепившись на окраине посёлка, он бьёт из пулемёта немцев, выскакивающих из горящих хат. В огне они похожи на снятые через черную копирку фигурки, и ему кажется, что стреляет он не по живым людям, а по их теням.