К истории обряда святого огня, совершаемого в Великую Субботу в Иерусалиме - [10]

 

38

иконы, кресты, подсвечники, лампады; иконы были закрыты, к кувуклию поставлен был сторож… На месте обретения св. креста алтарь был разобран, мраморные плиты кувуклия выломаны… Рукопашные схватки и новые хождения по мукам повторялись в 1811, 1815, 1817 и последующих годах».[58]

В дневниках преосв. Порфирия Успенского под 8 марта, 1853 года читаем: «Воскресение. В Святогробском храме после обедни подрались сперва сирияне и армяне, а потом армяне и православные. Поводом к драке послужило разладье армян и сириян за одну келью в ротонде Гроба Господня, которой требовали сирияне от армян, как своей давней собственности, а эти не хотели возвратить ее. Когда началась драка между ними, тогда православные поклонники загородили собой жен своих, стоявших у часовни Гроба Господня. Но армяне, не разобрав, кто чей, ударили 2-3 наших и оттого драка стала общая. Никто не был убит. Армянские монахи принимали участие в общей свалке. Один из них ринул скамью на православных сверху ротонды. Но, к счастью, они заметили ее и расступились. Она упала на пол. Ее тотчас изломали в куски и ими начали бить армян. Наместник нашего патриарха Мелетий разнимал дравшихся и не обошелся без толчков. Наконец пришли турецкие солдаты с ружьями и восстановили порядок».[59]

В «Записках паломника 1869 г.» читаем: «Перед вечером в великую пятницу в храме Гроба Господня произошла

 

39

страшная драка между армянами и греками. Греческий монах заправлял лампаду в ротонде Гроба Господня на границе храма между православными и армянами; лестница стояла на армянской половине; ее из под монаха выдернули, и он упал без чувств на пол; бывшие тут греки и арабы за него вступились, и началась драка; у армян, по всей вероятности умышленно ее затеявших, нашлись палки и даже камни, которыми бросали в греков, и прибегало на помощь много армян из ближайших монастырей.

Первый явился для восстановления порядка владыко Мелетий, известный всем поклонникам по личным своим достоинствам. Он смело вошел в самую середину неистовой и разъяренной толпы и начал убеждать, чтобы обратили внимание на место, где находится (дрались у самого почти входа в кувуклий Св. Гроба между его и храмом Воскресения); говорил, что сегодня великая пятница, и чтоб вспомнили, что они все христиане. Величественный вид старца, взгляд полный огня и еще более оживленный положением, произвел минутное действие; противные стороны разделились при страшных криках и ругательствах; но скоро опять обратились бы к драке, если бы в это время не подоспели консулы, турецкое войско и сам паша. Драка завязалась между народом и солдатами, которые выгоняли сразившихся из храма и брали под арест… Пришел, наконец, армянский патриарх и начал унимать своих. Кто-то из армян, убежавших в ближайший монастырь за

 

40

помощью, сказал там, что греки убили их патриарха, и огромная толпа вооруженных армян бросилась в храм. Драка могла бы окончиться страшным кровопролитием, но турецкое войско, заняв калитку, ведущую к площадке перед храмом и двери храма, остановило неистовых. Владыко Мелетий не удалялся, продолжал действовать к прекращению беспорядка; он строго прикрикнул на греков, чтоб не смели противиться войску, чтоб все взошли в храм Воскресения, где и приказал их запереть. Этим прекратилась драка, к счастью не имевшая следствием смертоубийства, но многих окровавленных вынесли замертво из храма».[60]

Мы остановились на этих печальных для христианского звания эпизодах, как вскрывающих всю накаленность атмосферы, царящей столетиями во взаимоотношениях христианских поклонников у Св. Гроба, их беспредельный фанатизм, в котором утопает всякая здоровая религиозная мысль. Эти фанатики, для которых по существу является святым только то, что приходится им по нраву, считают себя ревнителями о Боге, подобными ветхозаветному Илии. Они ждут свыше обличающего огня, забыв, что в этом огне было отказано уже апостолам (Лк. 9:54-56), они требуют этого огня, чтоб использовать его для большего разжигания страстей. Дм многих из этих фанатиков, преимущественно арабов, приходящих из гор Палестины или из-за Иордана и Мертвого моря, по словам А. Н. Муравьева, только «сохраняющих имя христиан»,[61] святой огонь имеет значение средства для

 

41

гадания. Как говорит проф. Олесницкий, эти христиане «в обстоятельствах, сопровождающих освящение огня, его цвете, яркости и проч. видят признаки счастливого или несчастного лета, плодородия или голода, войны или мира», и жаждут «лично прочитать свою судьбу, начертанную на скрижали Св. Гроба».[62]

Дождавшись св. огня, одни из них начинают шуметь недостойно святыне храма, хлопать от радости в ладоши и водить хороводы, восхваляя свою веру и посылая далеко не лестные отзывы по адресу иноверцев: «Наша вера православная, наша вера лучшая, армяне неверные, франки неверные…»[63] «О евреи, о евреи, ваш праздник, праздник беса, а наш праздник, праздник Христа».[64] Другие, по словам проф. Дмитриевского, «наиболее экзальтированные и возбужденные, «св. огнем» опаляют себе лоб, голову, руки, грудь, берут его в рот и даже тушат пуки свеч у себя на груди».[65] Эта картина скорее языческого, чем христианского, отношения к священному обряду наводит христиански настроенного паломника на раздумье. «Никогда не мог я узнать истинного начала церемонии св. огня, которой празднование в Иерусалимской церкви теряется в глубокой древности», писал А. Н. Муравьев.