К истокам слова. Рассказы о науке этимологии - [14]

f (d)	d	d	ä	д
*k	k	χ[k]	c [k]	fhk	ê (÷ö)[34]	к (ч, ц)
*k’[35]	š	χ[k]	c [k]	h	š[36]	ñ	с
*g	g	γ[g]	g	k	g	ã (æç)	г (ж, з)
*g’	j [dž]	γ[g]	g	k	ž	s	з
*gh	h	χ[kh]	f, h (g)	g	g (ž)	ç (ãs)	г (з)
*s	s	σ[s], ‘[h], —	s (r)	s (r)	s (š)	ñ (õø)	с (х, ш)

Рассмотренные таблицы могут служить читателю надёжным компасом, вооружившись которым он сумеет отправиться в плавание по этимологическому морю. С помощью таблиц мы можем проверять правильность этимологических сопоставлений и давать ответы на многие этимологические вопросы. На некоторых из них мы и остановимся.

Одного ли корня дом и дым!

В древности на Руси дань собиралась от дыма, то есть «от очага», «от дома». Видимо, это обстоятельство привело к тому, что иногда даже языковеды, недостаточно искушённые в этимологии, считают слова дом и дым «однокоренными»[37]. Проверим, так ли это на самом деле, воспользовавшись приведёнными таблицами. Выше мы уже видели, что соответствиями русскому слову дом (древнерусское домъ) являются древнегреческое domos, латинское domus, древнеиндийское damas. На основании этого сопоставления мы можем реконструировать (восстановить) индоевропейскую форму этого слова: *domos. Легко убедиться, что в корне этого слова (*dom-) только в древнеиндийском языке произошло изменение гласного (*о → *а). В остальных трёх языках корень слова не претерпел существенных изменений. Конечное *-os сохранилось без изменений только в древнегреческом языке; в древнеиндийском гласный *о опять изменился в a, в латинском — в u. Более сложные «метаморфозы» произошли в русском слове: конечное *s было утрачено во всех славянских языках, а гласный *о сократился (редуцировался) в ъ («ер»). В русском языке конечное ъ было давно утрачено в произношении, но до реформы 1918 года продолжало обозначаться на письме.

Теперь обратимся к слову дьм(ъ). Его ближайшими «родичами» являются латинское fūmus [фý:мус] и древнеиндийское dhūmas [дху: мáс] ‘дым’ Эти и некоторые другие родственные слова позволяют реконструировать индоевропейскую праформу («исходную» форму) *dhūmos. Следовательно, начальное д- в слове дым — иного происхождения, нежели в слове дом: в первом случае это индоевропейское *dh, а во втором — *d. Корневые гласные в словах дым и дом также различные. Поэтому у нас нет никаких оснований для сближения этих слов в этимологическом отношении, ибо образованы они были от разных корней.

Что сказала корова?

Скептически настроенный читатель, вероятно, уже заготовил ряд каверзных вопросов. Во-первых, чем языковеды могут подтвердить правильность своих реконструкций? Ведь мы не располагаем магнитофонными записями речи древних индоевропейцев, да и письменности тогда ещё не было. Во-вторых, почему при сравнении древнерусского слова дымъ с латинским fūmus и древнеиндийским dhūmas мы приходим к выводу, что в корне этого слова исконным было долгое *ū [у:], изменившееся в русском (и в других славянских языках) в ы? А не может ли быть, что именно ы было исконным, изменившись в других языках в ū?

Всё это вопросы, на которые далеко не всегда можно дать простой и ясный ответ. Правда, в корне индоевропейских слов со значением ‘дым’ в большинстве языков мы находим ū [у:], а не ы. Но это обстоятельство ещё не является достаточным аргументом, ибо лингвистические проблемы отнюдь не во всех случаях могут решаться простым «подсчётом голосов». Следовательно, вопрос о приоритете ū или ы в данном случае остаётся открытым.

И вот здесь на помощь языковедам, приходит… корова. Да, да — самая обыкновенная корова. Посмотрим, как «мычит» корова в разных индоевропейских языках:

латинский —	mugīre	[му: гúре]	‘мычать’
немецкий —	muhen	[мý:эн]	‘мычать’
литовский —	mūkti	[мý:кти]	‘мычать’
древнегреческий —	mÿkaomai	[мю: кáомай],	‘мычу’.
древнегреческий — в более древнем произношении —	mÿkaomai	[му: кáомай]	‘мычу’.

Сюда же относятся слова со значением ‘немой’ (буквально: ‘мычащий’): в латинском языке — mūtus [мý:тус], в древнеиндийском — mūkas [мý:кас].

Все перечисленные слова — звукоподражательные по своему происхождению: в их основе воспроизводится мычание коровы — mū [му:]. Едва ли «артикуляция» («произношение») коровьего мычания существенно изменилась за время существования индоевропейских языков. Вот почему звук ū в приведённых словах следует признать исконным.

А как же быть с русским глаголом мычать или со старославянским существительным мыкъ ‘мычание’? Быть может, русские коровы мычат по-особому? Вопрос этот не так наивен, как может показаться на первый взгляд. Известно, что представители разных народов могут по-разному воспроизводить «язык» животных. Мы с вами ясно «слышим» петушиное кукареку, гусиное га-га-га, собачье гав-гав-гав. Но спросите, например, немца, и он вам скажет, что вы воспроизводите кукареканье, гоготанье и лай неверно, что петух на самом деле кричит kikeriki [кикерикú], гусь — gickgack [гúкгак], собака — klifflklaff [клúфклаф].

В случае с коровой дело обстоит несколько иначе. Глагол мычать отнюдь не свидетельствует о том, что восприятие коровьего мычания у нас отличается особой оригинальностью. В самом деле, подойдите к любому двух-, трёхлетнему носителю русского языка, который с широко раскрытыми от удивления глазами уставился на мычащую корову. Отведите его в сторонку и спросите: «Что тебе сказала корова?» Малыш наверняка ответит, что корова «скачала» ему