К истокам Нила - [60]

Через несколько дней суда вошли в Мешра-эр-Рек. В болотах Эль-Газаль лишь на этом озере, больше похожем на болото, можно бросить якорь. Название свое озеро получило от живших на его берегах бывших «хозяевах» этой болотистой местности: племени рек из народности динка. Зная описания других путешественников, Хёйглин не возлагал больших надежд на это озеро. В самом деле, ширина чистой воды всего 30–40 шагов, дальше виднелся островок с заболоченными берегами и заросшие болотной растительностью протоки. На илистом берегу, в прибрежном камыше, стояли, тесно сгрудившись, более двадцати барок из Хартума, дальше были небольшие огороды, посаженные корабельщиками, которые выращивали на них фасоль и лук, а еще дальше— кусты, заросли мимозы и загоны для скота, мура-хи, принадлежавшие динка. Эта заводь в самом центре бесконечных зарослей папируса, в царстве москитов была желанной целью многих устремлений, стольких тщетных попыток пробиться в эти места. За последние годы Мешра-эр-Рек стал важным перевалочным пунктом товаров, которые требовалось доставлять в Хартум из внутренних районов: рабов и слоновую кость.

Хёйглин еще до наступления сезона дождей намеревался пройти по Джуру и Понго, он хотел провести сезон дождей «среди жестоких хвостатых ньям-ньям», оказавшихся на поверку «довольно цивилизованными, мирными существами», а дальше добраться до самого озера Чад. С огромными трудностями, которые создавали хартумские торговцы, не желавшие, чтобы «посетили «их владения», где они хозяйничали без зазрения совести», начался поход во внутренние области. Из-за повальных грабежей и убийств, совершаемых жившими в зерибах наемниками, жители окрестностей Эль-Газаль вели себя крайне агрессивно, и это, конечно же, мешало путешественникам. Хёйглин замечал по этому поводу:

«Если при таких обстоятельствах и при существующей системе грабежей и убийств эти бедняги либо стараются избежать встречи с караваном, либо же нападают на него, они не так уж и неправы, хотя страдают от этого одни безобидные путешественники, тогда как так называемые «команды» выступают против туземцев сплоченно и малейший повод со стороны последних используется для проведения прибыльного грабительского налета «газва».

По равнинной местности Каба с отдельными группами растений, кое-где усеянной грандиозными колониями грибообразных термитников, экспедиция добралась в страну народа джур, где они жили бок о бок с динка. (Питрик первым дал весьма образное описание джур.) Хёйглин смог также еще переправиться через реку Джур и дойти до горного массива Косанга (в области Вау, в верховьях Понго), где жили бонго (дор). Изводимый нескончаемыми стычками с владельцами зериб, от которых экспедиция крайне зависела, ослабленный лихорадкой и дизентерией («Все больны и страдают, и я опасаюсь, как бы с нашей потерявшей управление командой не случилось худшего»), Хёйглин, переживший также смерть и матери г-жи Тинне, и Штёйднера, и Шуберта, вернулся вместе с остальными членами экспедиции («последние гнилые остатки путешествовавших») в Мешру, а затем и в Хартум. Судьба уготовила печальную участь также и обеим голландским дамам. Тетка Александрины Тинне умерла сразу по возвращении в Хартум. Саму же фрейлейн Тинне убили туареги, сопровождавшие ее во время путешествия в 1869 году в Борну, откуда она собиралась добраться до Нила.

Но если многие из участников этой экспедиции умерли, то научный материал в целом благодаря наблюдениям Хёйглина оказался великолепным. Особенно следует отметить богатейшие ботанические и зоологические коллекции, а также описания племен джур и бонго. Еще накануне этой экспедиции Хёйглин записал у себя в дневнике: «Там, вблизи Джура, по моему твердому убеждению, находится брешь, или ворота, через которые можно попасть далеко в глубь страны».

Но лишь Швейнфурту посчастливилось доказать правильность этого утверждения.

В сердце Африки

Швейнфурт, прославившийся своими путешествиями по А. фрике, оказался лицом к лицу с грандиозной задачей, когда в 1869 году, после Пьяджа и Хёйглина, он добрался до болотистых районов Эль-Газаль. Берлинская Академия наук выделила ему большие средства из фонда Гумбольдта, предназначавшегося для исследования природы и для путешествий, — при этом принимались во внимание как его научные данные, так и наличие одобренного плана исследований. Снабженный множеством официальных рекомендательных писем, Швейнфурт собирался уже в самом начале путешествия присоединиться к хартумским торговцам слоновой костью. Ему было известно, что на Верхнем Ниле авторитет египетского правительства, равно как и ценность выданных им бумаг, практически ничего не стоят: во всех владениях и на всех дорогах распоряжались купцы, а значит, от них зависело количество носильщиков и продовольствия. Путешественник был препоручен хартумскому торговцу слоновой костью по имени Гаттас — сам губернатор возложил на того ответственность за жизнь и имущество Швейнфурта. Однако наибольшее значение для успеха всего предприятия имела встреча с Мухаммедом Абд-эс-Саматом. Этот нубиец, купец и владелец барки, по словам Швейнфурта, был исключением среди дельцов, орудовавших на Верхнем Ниле — ведь все они враждебно относились к путешествовавшим в этих местах ученым. Он неизменно проявлял заботу о безопасности Швейнфурта, снабжал его всем необходимым, всячески поддерживал и помог ему добраться до наименее исследованного района Африки, где находился водораздел Конго и Нила.