К двадцатипятилетию первого съезда партии - [28]
[76]
рассказывая, что я выбрался. Он моментально скачет на Андреевский спуск и, не делая обыска, приглашает меня на мою прежнюю квартиру. Я понял его намерение, поехал с ним на Воздвиженскую ул., предварительно предупредив брата, чтоб он убрал нелегальщину в моем чемодане. На обращение надзирателя ко мне, чтоб я открыл комнату, я сказал, и хозяйка подтвердила, что я давно выбрался, и он был вынужден ехать обратно на Андрееевский спуск, где он обыскивал меня без особого рвения и, конечно, ничего не нашел. Товарищ Иодис, таким же образом, отделался легко, так как новую квартиру не обыскивали, а в старой ничего не нашли. Повторяю, что в тюрьме нам жилось свободно, мы даже собирались, иногда гуляли вместе, некоторое время нам И. Л. Тучапский читал лекции, — он открывал волчок, так называемое, отверстие в дверях а мы таким же способом слушали. Читал он по всем отраслям знаний. Жили мы свободно еще потому, что нас было много политических заключенных, и нас не могли поместить каждого в отдельную камеру, и мы сидели по несколько человек в одной камере. В первых числах сентября 1898 г. меня освободили и выслали, по моему желанию, в город Николаев. Там я поступил работать на завод земледельческих орудий, братьев Донских. Как еврей и как неопытный рабочий, я встретил самое оскорбительное отношение со стороны рабочих, благодаря их невежеству и дикости, и я тогда пережил горькие минуты. В то время выслали из Петрограда 12 рабочих балтийского завода, за то, что во время забастовки они обратились к министру, чтобы он заступился за них перед администрацией завода. Раньше власти провокационно сами предложили рабочим выбрать делегацию для того, чтобы выловить зачинщиков, и некоторые высланные рабочие очутились в Николаеве. Один из них, по фамилии Смолин, поступил на тот же завод, и странно! Мы поняли сразу друг друга и сразу подружились. Смолин был прекрасный мастер и видный представительный человек. Он сразу завоевал симпатии ближайших рабочих, и, видя нашу дружбу, рабочие стали относиться ко мне лучше. Через некоторое время приехали ко мне из Киева, также высланные, мои 2 товарища: А. Сонкин, и Красношеков. Последний познакомил меня с сестрами Бонскими, которые были ближайшими друзьями
[77]
Л. Троцкого. Одна из Вонских отзывалась о Троцком, как об исключительном человеке. Мы очень жалели, узнавши, что его арестовали, перед нашим приездом в Николаев. Кое-как устроившись, мы трое: я, А. Сонкин и Краснощеков стали искать связи среди заводских рабочих, но или их еще не было, или мы не могли их найти, и поэтому мы решили поступить по киевскому последнему способу, т.-е. самим печатать на гектографе прокламации и самим их распространять. Питерские рабочие не годились для нашего дела, так как к сожалению они оказались большими алкоголиками, и я не счел нужным познакомить их с моими двумя товарищами, а потом и сам раззнакомился. Я прожил в Николаеве от последних чисел сентября 1898 г. до марта 1899 г. и уехал в город Баку, куда меня вызвал товарищ заготовщик Красильщиков. Он надеялся, что с моим приездом нам двоим удастся как нибудь связаться с тамошними рабочими, так как в то время никаких рабочих революционных кружков в Баку не было. Я прожил в Баку 18 месяцев и, кроме мелкой революционной работы, ничего серьезного не сделал, так как русская Калифорния, какой Баку был в 1899 году, не располагала к революционной работе. Тогда был большой спрос на рабочие руки, и рабочих прекрасно оплачивали за их труд, а большие деньги вместе с дешевым вином служили плохой почвой для социалистических идей. В 1900 г. меня выслали из Баку в г. Полтаву. Там я застал большую колонию поднадзорных. Их было до 100 человек. Там были люди с крупными именами, богатым прошлым и разными направлениями. Там были В. Г. Короленко, Мартов, Волкенштейн и многие другие. Я там застал моих киевских товарищей: Э. Плетата, Гехта, а потом приехал и А. Сонкин. Там были и украинцы, с которыми я только там познакомился, в лице семьи Руссовa, людей очень интеллигентных, но которые произвели на меня плохое впечатление. Помню, я их считал волками в овечьей шкуре, так как их шовинизм слишком сквозил наружу, а мы были в то время интернационалистами-космополитами. В то время то, что было способным организовываться и сплотиться вокруг более активных членов с.-д. партии в Полтаве, уже было организовано и сплочено до моего приезда, и мне только оставалось войти в готовую организацию, что я и мои товарищи сделали, и я
[78]
принимал некоторое участие в работе lj 1905 г. Здесь моя политическая карьера, благодаря моим материальным и семейным обстоятельствам, пока закончилась вплоть до нашего времени.
