К чему снились яблоки Марине - [11]

Два кольца, два конца…

Чик, чик – пощелкивают ножницы в Зоиных руках. Сегодня уже восьмая стрижка и укладка, впереди – две завивки и три покраски.

Зоя выгибает спину. Ноги гудят, хорошо бы домой на диван. Лежать, уставившись в телевизор, и смотреть, засыпая, как люди встречают Новый год. А чего его встречать? Хочешь не хочешь, все равно придет. И чему радоваться? В прошлый раз все было: елка, гости, подарки. А чем кончилось? Встречали всей семьей, а провожать – одной. Первым ушел муж, потом дочь. Оба влюбились без памяти. Даже кошка по весне сошла с ума и сбежала в поисках любви. Так никто и не вернулся.

– Зоенька, тут над ухом покороче, пожалуйста, – подает голос медно-рыжая голова.

Острые ножнички срезают завиток. Он падает на белый кафельный пол. Толстый рыжий вопросительный знак. Сплошные вопросы без ответов.

Если человек не умирает, значит ли, что он продолжает жить? Что остается от семейной жизни, перекочевавшей из бытия в небытие…

– Мне бы цвет такой светленький, как солома, что думаешь – пойдет? Зой, а Зой, ты чего, заснула?

Зоя смотрит в зеркало. Там два лица. Одно – ярко-румяное, другое – Зоино, словно грязной тряпкой размазанное. Румяному – в самый раз солома.

А вот Зое цвет не поможет, разве что голову отрезать. Хорошо бы. Думать нечем будет.

– А мы сегодня в ресторане встречаем, – стрекочет клиентка. – Зоя, ты слышишь меня? Где встречаешь?

– Дома.

– А что хорошего дома? Ну нажрутся все, напьются. И не надоело тебе готовить?

Зоя включает фен, чтобы закончить укладку и заглушить болтовню. Как бы ей хотелось весь день простоять у плиты, накрывать на стол, суетиться, прихорашиваться. Взять бы да испечь их любимый торт, а потом самой съесть. Раньше даже распробовать не успевала, да и не хотелось, пока приготовишь – глаза бы не глядели. А у Леши большого и Лесеньки маленькой рты не закрывались. Перемазанные клубничным кремом, они подползали к ней поближе и целовали… Леша большой – в губы, а Лесенька – куда дотянется.

Леся теперь взрослая – почти двадцать. Зовут ее Линор, и живет она в Калифорнии с мальчишкой без профессии и мозгов. Уходя, кричала: «Ты мне не мать! Что ты понимаешь в любви? Если он не белый, так значит – не человек? Ты хоть раз слышала, как он играет на гитаре? Я сама буду работать и кормить его всю жизнь. А тебя больше не хочу видеть!»

Но, может, по случаю праздника позвонит…

Бывший живет по соседству с новой женой, он уж точно не позвонит. Ему не до нее. Но ведь жили все вместе почти двадцать лет. Или не жили?

Черные вопросительные знаки падают на пол с очередной головы. Быстро порхают Зойкины ножницы. Ровная линия, волосок к волоску. Безупречная работа, настоящее мастерство. Закончен рабочий день, последний день уходящего года.

Она села в заледеневшую машину и включила дворники, которые некстати быстро размели мокрый снег с лобового стекла, открыв прохожим беззвучно рыдающую женщину с телефоном в руках.

До Нового года оставалось четыре с небольшим часа.

Она промокнула глаза, высморкалась и выехала на дорогу. Проезжая мимо магазина, вспомнила про торт. Идея была бредовая, поэтому и застряла в башке как клещ. Она давно заметила: чем бредовее мыслишка, тем тяжелее от нее избавиться.

Купила все, что надо, даже больше. Взяла свежей клубники, чтобы добавить в сливочный крем. Забросила в багажник кульки и опять проверила мобильный. Никто не звонил.

– А кто же позвонит? Даже друзьям наврала, что уезжаю.

До того как подняться на свой этаж, Зоя проверила почту: а вдруг там письмо или открытка от дочки? Леська в детстве собирала открыточки с морем, пальмами, солнцем. Их она тоже уволокла с собой – туда, где живые пальмы, море и солнце. Все взяла, ничего не оставила.

В почтовом ящике оказалось несколько конвертов со счетами. Внезапно из пачки малоприятной почты выпал небольшой листик – извещение на посылку. Зоя замерла, стараясь разобрать адрес отправителя, но ничего внятного она не обнаружила. Почта закрывалась через пятнадцать минут. Мысль о том, что посылку можно получить после праздников, отмела мгновенно. Это был сюрприз, возможно, подарок. Хотелось получить его тут же, а главное – понять, от кого. Зоя сразу загадала: «Если успею до закрытия, то все в жизни наладится».

По дороге перебирала в голове варианты возможных отправителей. Больше всего хотелось, чтобы посылка была от дочки. Это означало бы, что обиды забыты и открыт путь к примирению. Подарок от «бывшего» был вроде сказки про Деда Мороза. Он и в прошлой жизни не баловал, а теперь-то чего?

Машины ползли, как жуки по льду. Сверху сыпалась ледяная крупа. Зоя с тоской посмотрела на часы. Надежда таяла быстрее, чем льдинки на лобовом стекле. Светофор, поворот. Опоздала. Зоя вышла из машины, еле удержавшись на ногах от порыва ветра, вонзившего в нее сотни острых ледяных иголок. Она толкнула дверь почты, и та неожиданно открылась. У стойки стоял улыбчивый седоволосый мужчина в круглых очках. Он взял извещение и тут же извлек из-под стойки пакет, вид которого отозвался в Зоиной памяти давно забытым словом – бандероль. Кирпич, завернутый в грубую коричневую бумагу, поверху перетянутый разлохмаченной веревкой. Зоя вчитывалась в расплывчатые каракули, выведенные химическим карандашом, и не могла понять даже фамилию отправителя. Казалось, что посылка пришла из далекого прошлого, из тех времен, когда папина родня отсылала им из деревни в город намертво забитые маленькими гвоздиками фанерные ящики. Они были наполнены стружками, из которых извлекались яблоки, сушеные грибы, мед, орехи. Зоя обожала эти посылки. Кроме витаминного содержимого, в них всегда находился для нее гостинец – бело-розовый пряник величиной с блюдце, который никогда не черствел. Обычно все это приходило в канун Нового года. Орехи заворачивали в фольгу и вместе с яблоками развешивали на елке. Пряник она ела по крошечке и не расставалась с ним даже в постели…