К чему приводит ИДЕАЛИЗМ, или Любовь к стране ВЕЧНОЗЕЛЁНЫХ ПОМИДОРОВ - [31]

Ребята, это была середина 70-х. Что такое компьютер зачастую знали только из научно-фантастических книг. И эта машина была чудом. Ну и пусть она управляла только одной станцией. И пусть она могла одновременно держать тоже одну станцию на подавлении, зато можно было переключать управление на все станции роты, а их было, кажется шесть. Но настраивалась аппаратура постановки помех быстрее и точнее, чем это мог бы сделать оператор. Но это был первый шаг на пути компьютеризации и автоматизации. Это надо было сделать. И работал этот комплекс прекрасно. Любая дорога начинается с первого шага.

Вот только нигде я его больше не встречал. Т. е. сам головной, так сказать, аппарат видел. А вот всего остального нет. Скорее всего, была эта игрушка весьма сложна, да и не нужна, по большому счёту.

Итак, полюбил я это железо. И с попустительства взводного и замкомвзвода стал пропадать в классе. Сначала с работягами с завода, пока они её монтировали, а потом и просто сидя около ящика или обложившись схемами и инструкциями, рылся, насколько это было возможно, в железе комплекса. Очень было интересно.

И вот однажды. Шли обычные занятия. Сидели мы в наушниках и писали… писали… писали, все эти буковки и циферки. Я, кстати, так и затормозился на двенадцати группах. Это вообще была не скорость. Даже норматив 3-го класса был шестнадцать. Ну не получился из меня слухач. Что потом боком выходило не раз. А что делать, если я напрочь лишен музыкального слуха.

И вдруг стук в дверь. Посыльный. Меня к начальнику штаба. Это был взрыв. Какого-то курсанта вызывает не ротный, который нам казался вообще главным начальником во всех ВС СССР, а к начальнику штаба центра, к целому полковнику. Это дома друзья-товарищи отца или соседи были просто людьми, даже генералы и не с одной звездой на погонах. А тут… Да просто представить не может, тот, кто не служил, что означает для рядового курсанта учебного подразделения такой вызов.

Под сочувствующие взгляды ребят и злорадный Айдарова сержанта, младшего, но самого вредного, я вышел из класса. И как оказалось потом, вышел практически в новую жизнь.

Свидание с НШ оказалось коротким и лаконичным. Мне даже не дали доложить о том, что, мол, прибыл… Чётко и кратко:

— Поступаете в распоряжение капитана такого-то, приказываю убыть в группе названого капитана для выполнения…

Тут же, в кабинете, у меня отобрали военный билет и в сопровождении ожидавшего в приёмной ротного (!) я отправился в роту. Переодеваться в парадку и собирать вещички. Ну, какие вещи у солдата? Причем было сказано, что кроме туалетных принадлежностей и личных вещей с собой ничего не брать.

Заботливый старшина вручил мне новенький сидор с двумя сухпаями и флягой холодного сладкого чая, в который я покидал полотенце с мылом, щётку с пастой, да книжку. Правда, старшина ещё напомнил, чтобы я сапожные дела прихватил, да червонец взаймы дал. Я ж говорю, мужик был… Отец родной, без иронии.

Он меня в штаб с вещами и проводил. Капитан-начальник, для простоты будем звать его капнач, был одет несколько странно. Шинель с голубыми петлицами и летными эмблемами и фуражка офицера ВВС как-то странно не сочетались со странными ботинками и заправленными в них брюками очень светлого тона. Он кивнул мне и, опять же, не дав доложить молодцевато о прибытии и поступлении, просто протянул мне руку и представился по имени отчеству. Затем просто сказал:

— Пошли.

И вывел меня из штаба. И мы пошли к КПП. А надо сказать, что за ворота части к этому времени мы не выходили уже месяца три. Так что состояние у меня было… Но я бдил. Я спросил у капнача:

— А где мои документы, меня ж без документов не пустят никуда.

На что капнач улыбнулся и завел со мной просто разговор. Кто мол, откуда и т. д. И мы совершенно незаметно и спокойно прошли сквозь КПП. Я офигел. На меня даже не посмотрели.

За воротами стоял "РАФик", в котором виднелись какие-то люди. Капнач открыл дверь, и я залез в салон. Он сел рядом с водителем и мы поехали.

В салоне сидели несколько мужиков в гражданке и пограничник. Прапорщик, по-моему. Как водится, начались шуточки типа — пополнение прибыло, теперь всех одним махом побивахом и т. п. Им-то хорошо, они-то знали, куда и зачем. А я? Так и ехали до аэродрома Тамбовского лётного училища. Не знаю, кого они там готовили, но на аэродроме, кроме одинокого АН 22, никаких самолётов не было.

Наш микрик, не задерживаясь нигде подкатил прямо к этому одинокому самолёту. Около самолёта пограничник собрал у мужиков паспорта, сверил мои данные с какой-то бумагой, отшлёпал штампы и, выгрузив нас из машины, укатил восвояси.

Самолёт был загружен чем-то, что было укутано брезентом и перетянуто веревками и тросами.

Мы устроились в пассажирской кабине, где расположились достаточно вольготно, ибо на каждого из нас приходилось по нескольку свободных мест. Мужики скучковались, а я скромно устроился в сторонке.

С чего начинается дальняя дорога, если в неё отправляются несколько хорошо знакомых между собой мужиков? Правильно. Одно из кресел было откинуто в виде стола, и на нём образовалась поляна. Мне тоже конечно уже хотелось есть. Пока, суть да дело, время обеда уже минуло, а по первому периоду лопать, очень даже хотелось. Тем паче, что на поляне образовались яства, вкус которых уже начал забываться. Причём еда самая простая. Духовитая варёная картошечка, селёдочка под домашним соусом, курочка или уточка, заботливо зажаренная с чесночком и т. п. разные домашние вкусности. Мне доставать свой сухпай было как-то неудобно, да и не звал меня никто, поэтому я сделал вид, что увлечен наблюдением за процессом подготовки к взлёту.