К барьеру! 2009 № 01 - [25]

Разорила же Кастилию не инквизиция, а затяжные войны в Италии, Германии, Нидерландах, Англии... Содержание Священной Римской империи обременительно и для более тугого кошелька, нежели кастильский.

* * *

Торквемада до самой смерти пользовался огромной любовью в народе. Эскорт, навязанный ему королевой, напуганной восстанием в Сарагосе, Торквемаду раздражал. Народ считал Торквемаду человеком очень милосердным. Нетерпимым к греху - да. Но добрым к людям. Самое малое шестьдесят лет после его смерти, несмотря на ошибки его преемников, Торквемаду в Кастилии почитали едва ли не как святого.

Торквемада был абсолютно безупречным в личной жизни человеком. Его нельзя было подкупить, он не имел слабостей, которыми его можно было шантажировать. Он не отличался даже тщеславием. Среди придворных (Великий инквизитор обязан был сопровождать монарха) Торквемада терялся. Он не был политической фигурой, он просто добросовестно исполнял свои обязанности.

* * *

Так сколько же было жертв?

В большинстве энциклопедий вы найдете цифру «10 220». В некоторых указывается «8800». Обе цифры - из одного источника. И появились они не из реальных документов, а из представлений автора о том, сколько казненных еретиков должно быть.

Современные историки полагают, что количество жертв, приписанных Торквемаде, завышено примерно в 10 раз.

* * *

В 1486 году два доминиканских монаха из Германии, Якоб Шпренгер и Генрих Кремер написали чудовищную книгу «Молот ведьм».

В 1491 году испанская инквизиция, руководимая Торквемадой, признала «Молот ведьм» ересью.

В Испании никогда не было «охоты на ведьм».

Светлана Прокопчик,

ИСТОРИЯ

ГУМАННОСТЬ В ДВУХ ИЗМЕРЕНИЯХ

В ПРОДОЛЖЕНИЕ ТЕМЫ, ПОДНЯТОЙ В МАТЕРИАЛЕ А. ТРИБУНСКОГО «ОТ СЕРПА И МОЛОТА» - «ДУЭЛЬ», №10, 2009 г.

Начиная с хрущёвского разгрома так называемых силовых ведомств в середине 1950-х гг., в людское сознание, подобно компьютерному вирусу, был запущен спекулятивный термин «гуманизация» правоохранительной системы, с которым многие с виду неглупые люди в весьма высоких служебных креслах стали носиться, как дурак с писаной торбой, забалтывая и извращая здравый смысл этого понятия.

Для надлежащего анализа и детального освещения этого явления понадобилась бы объёмистая монография, а в статье (тем более в заметке) можно коснуться лишь отдельных штрихов.

Сразу оговорюсь: по моему глубокому убеждению, истинная гуманизация правоохранительной системы состоит не в слюняво-жалостливом потакании стенаниям укрощенного законом преступного мира, который с завидной изобретательностью выжимает через все щели «гуманизированных» законов и подзаконных актов максимум выгоды для того, чтобы либо свести к минимуму неудобства и тяжесть ответственности за содеянные преступления, либо вовсе уйти от неё. Суть и смысл подлинной гуманности заключается в строжайшем, неукоснительно точном соблюдении законности - при том, однако, что законы, защищающие от преступных посягательств общество, государство и отдельных граждан, будут написаны и приняты не ворами, педофилами и шабес-гоями с депутатскими мандатами, а тщательно, взвешенно и скрупулёзно разработаны и подготовлены к принятию мудрыми, высоконравственными, твёрдыми и ответственными мыслителями и профессионалами в содружестве с опытными практиками правоохранительной системы.

Хрущёвская пропаганда, в несколько сглаженной форме существовавшая и в брежневский период, но ядовито-пышным цветом расцветшая во времена разгульно-перестроечной вакханалии, с тупым упорством трактовала «сталинский» ГУЛАГ, как кромешный ад, причём без единого светлого пятнышка, где с утра до вечера царил жуткий произвол и где каждый сотрудник круглосуточно был озабочен только тем, как бы побольше «невинно посаженных» ущипнуть, унизить, ударить. А то и расстрелять невзначай, поставив «на пенёк»...

Лично мне советская пенитенциарная система знакома не понаслышке - ей отдано (по направлению вначале медицинского училища, а потом - медицинского института) 40 лет жизни - с 1956 по 1995 гг. И хотя непосредственно в сталинский период я в ней не служил, но всё было ещё очень свежо - весь внутренний уклад, обычаи, традиции, сотрудники, большинство писаных и неписаных правил продолжали, в силу инерции, действовать, несмотря на изменение и внедрение новых инструкций, с которыми обязательно сравнивали то, что было отменено. Здесь нельзя не подчеркнуть, что в пенитенциарную систему после окончания Великой Отечественной войны влилось огромное количество боевых офицеров, которые по определению не могли быть такими дуроломами и садистами, какими их изображает лживая «демократура» в течение более полусотни лет. И именно они были главным стержнем, несущей конструкцией системы, её лицом.

Вот несколько служебно-бытовых штрихов.

Так сложилось, что по распределению я попал на лагерный пункт спецстрогого режима Перша - на севере Пермской области, где были сконцентрированы отпетые, заматерелые нарушители режима из всего обширного Усольского управления, водворённые туда специальной комиссией за внутрилагерные преступления, организованные неповиновения администрации, участие в массовых беспорядках, злостные отказы от работы, многократные членовредительства и другие «подвиги» этого отрицательного ряда.